Глава седьмая
Санаторий "Белоруссия"

ПРЕДТЕЧА

Мистика - это часть моей жизни. Именно в ней в наиболее концентрированном виде видна величайшая роль советов мне Отцом на обычную жизнь:

-                  Проявляй спокойствие!

-                  Не торопись!

-                  Будь внимателен!

-                  Постоянно учись!

На одиннадцатом этаже санатория "Белоруссия" очень хорошо размышляется. Я остаюсь в кабинете функциональной диагностики после работы, за окном зеленые волны юрмалских сосен, виден краешек берега моря... Сейчас уже около пяти часов дня. День для меня чрезвычайно насыщен информацией. Только что от меня "ушли" объемные и сияющие сначала серебристостью, а затем и золотом картины огромного человеческого черепа. Он появился в ответ на мою просьбу к Великим Учителям слегка приоткрыть мое будущее. Череп возник в воздухе и медленно поворачивался из начального своего положения, когда он "смотрел" на меня в упор, то влево, то вправо. Картина была впечатляющей. Я понял, что мне давался символ моих профессиональных возможностей. Чтобы как-то рассеяться, я подошел к огромному окну во всю стену, глянул на зеленые волны сосен, задержался взглядом на голубом небе, перевел взгляд резко вправо и попытался ухватить им краешек моря. Берег моря все время скрывался за соснами, я искал точку, в которой его будет лучше видно, и одновременно переводил свой взгляд все дальше и дальше. Внезапно перед моим взором возник трехмачтовый корабль. Он был весь белый, как будто .соткан из тумана. Паруса на его мачтах были надуты ветром огромной силы... Почти бурей. По моей спине поползли мурашки, и я подумал: "Слава богу, что не на меня... Это же "Летучий голландец"!" "Летучий голландец" шел почти по линии берега моря, и он должен вот-вот исчезнуть из моего поля зрения. Все. Он пролетел на моих глазах весь обозреваемый мною участок пляжа, берега и моря. "Господи, да что это может означать?!" - так стоял я в недоумении и крутил туда-сюда головой. Надо мной было яркое солнце, голубое небо и отдельные белоснежные облака. Внизу была зелень верхушек юрмалских сосен. Далеко впереди видны были силуэты санатория "Балтия" и дома творчества в Дубулты. Я в задумчивости опустил взгляд на подоконник. "Что бы это означало - появление "Летучего голландца"? Ведь такое явление моряки всегда наблюдают перед огромной бурей...", - думал я с тревогой. Я поднял взгляд, глянул в окно и обмер. Никогда в жизни ни до, ни после мне не приходилось видеть такой потрясающей картины. На меня шла сплошная стена снега, наподобие снежной лавины. И эта стена шла с такой же скоростью, как и пролетевший только что "Летучий голландец". Он был предтечей этой страшной бури, идущей за ним. В окно ударил порыв ветра вместе со снегом. Окна в кабинете начали прогибаться внутрь, как паруса. Вокруг стало темно, и казалось, что холод проникает внутрь кабинета.

Я стою, размышляю и спокойно пережидаю бурю.

Здесь уже не хватит сил, чтобы убрать облака.

Мне лично надо около пятнадцати минут, чтобы убрать облачность над санаторием "Белоруссия". Я уже пробовал несколько раз это сделать, но всегда предварительно прошу разрешения. Пока запрета для меня нет. Но я вспоминаю один случай, который не дает мне покоя до сих пор. Это было совсем недавно, когда сотрудники санатория поехали "на картошку" - в один из колхозов. Над нами было тяжелое свинцовое небо с черными сплошными тучами. Вот тут-то я и вскинулся - "Очищу небо!", но разрешения не спросил и, "можно" или "нельзя", не проверил. Просто сам остро пожелал, и все. Начал работать - чувствую, что что-то не то. Но уже не могу остановиться. Надо мной вдруг возник просвет, и солнечный луч ударил по мне, вроде бы как: "Остановись! Взгляни на себя! У тебя же не хватает сил!" Но и тогда я не остановился. А когда приехал домой, то надолго слег в лихорадке. Теперь-то я знаю, что это была расплата за непродуманные мистические дела.

НА ОДИННАДЦАТОМ ЭТАЖЕ

Кабинет функциональной диагностики был на последнем одиннадцатом этаже санатория. Огромное помещение с высокими потолками досталось мне после долгих уговоров и мягких нажимов на главного врача. Помещение было разделено перегородкой- шкафом на два кабинета, в первом я шифровал ЭКГ, во втором их снимала медсестра. Из огромных окон кабинета видны были зеленые волны верхушек сосен, а если перегнуться и выглянуть из окна, то виден был краешек залива.

Кабинет был единственным местом, где можно было расслабиться, почувствовать себя спокойно и душевно отдохнуть. Там я часто спасался от абсурда, который не выдерживал мой логический ум, который не принимала моя отзывчивая душа и в котором мне приходилось все время функционировать профессионально и социально.

Я шифровал ЭКГ, глядел в окно и начинал мечтать. В своих мечтах я уносился далеко-далеко. Иногда я еще не знал, куда я попадаю, например, мне все время виделись небольшие одноэтажные домики, сложенные из песчаника, в ярком солнце, я видел море, гавань, многоэтажные каменные дома, человека с лицом моего отца, идущего вначале свободно, а потом брошенного в темницу. Тогда я просто не мог себе представить, что это был вид Кесарии, и я удостаивался огромной чести видеть святого Апостола Павла... Я уходил мечтами к преподобному Сергию Радонежскому, был рядом с Пересветом во время его боя с Темир-мурзой на Куликовском поле перед двумя пульсирующими стенами воинов - русских и татаро-монгольских. Картина боя повторялась во всех деталях и с точностью до секунды. Громадная масса тела мурзы сшибалась раз за разом с широкоплечей и тонкой фигуркой Пересвета... Удар, кони продолжают свой неумолимый бег, всадники еще сидят на них, но первым начинает заваливаться на глазах у всех мурза. Пересвет привалился к холке коня, и поэтому он воспринимается еще живым, а мурза сползает все больше, цепляется за стремя одной ногой, и конь его волочит вдоль рядов замерших окрест воинов... Русские войска двинулись вперед... Перед моим взором стоит русский витязь - воевода Боброк, он чернеет лицом, но не дает добро на вступление в бой запасного полка... Господи, помоги ему...

-        Александр Павлович, мне уже можно уходить домой? Я все привела в полный порядок... Вы еще поработаете? - раздается голос моей медсестры.

-       Да, да, Александра Семеновна... ЭКГ все расшифрованы, а я еще немного побуду здесь.

И я переключаюсь на действительность.

Начинаю мысленно прокручивать прошедший рабочий день.

Утром на пятиминутке опять главный врач рассказывает на полном серьезе, что вот-вот пустит бассейн. Эти разговоры идут каждый день в течение двух лет. Я как-то попытался направить тему разговора на больных, на проблемы врачей, но главный так удивленно и недовольно стал крутить своей головой, что я понял

всю бесполезность этого направления хода мысли.

Внутри меня все еще бушуют и бурлят воспоминания о последней поездке в подшефный колхоз "Ванэ" Тукумского района. Туда мы едем на шикарном автобусе "Икарусе", на котором наши отдыхающие ездят в Кемери на сероводородные ванны.

Людей набирается полный автобус, все одеты в старую и грязную одежду. Это уже семнадцатая моя ходка по колхозам. Вначале еще запевали разные песни, потом примолкли и едем в колхоз молча и каждый в своих собственных мыслях. Я часто думаю - во сколько нам обходится эта картошка - срываются люди с работы, работает техника, стоим мы часто долгими часами без дела. Картошка видится мне золотой. Но это только теоретически. А на практике все значительно скромнее, например, мокрую картошку навалом насыпают в сарай, у которого протекает крыша. Я уже четко знаю, что в недалеком будущем наша помощь колхозу будет заключаться в том, что мы поедем перебирать сгнившую в этом сарае картошку и будем целыми днями сидеть в страшной вони и месить руками осклизлую вонючую массу гнилой картошки. Но это так, перспективы. А вчера мы доехали до правления колхоза, где уже с самого утра у всех красные лица, косящие глаза, невнятная речь и резкие рубящие жесты. Да... Именно эта поездка в колхоз меня и доконала... Меня вместе с физкультурником бригадно отправили в один такой сарай сгружать собранную с полей картошку. Мы должны были влиться в колхозную бригаду грузчиков. "Там... Там... Они все..." - проговорил нам диспетчер. У сарая мы "загорали" часа полтора, пока не подошел колхозный "ЗИЛ", доверху заставленный ящиками с мокрой картошкой. Из "ЗИЛа" вышла бухгалтер колхоза, подошла ко мне и очень задушевно сказала: "Ребята, помогите, вы знаете, что сейчас самое горячее уборочное время в колхозе, у нас каждый человек на счету, все сейчас изо всех сил работают для выполнения государственного плана. Вся надежда на вас. Придется вам двоим разгружать здесь картошку. Ни одного лишнего человека в колхозе нет... "

-       Да мы... Конечно... Раз так...

-          Вот и хорошо. От всего колхоза заранее вам большая благодарность! - сделала нам приветственный жест ручкой и укатила через двадцать минут нашей каторжной работы, когда мы только вдвоем с болезненным социалистическим энтузиазмом разгрузили этот "ЗИЛ".

Во рту было сухо. Суставы были повывернуты. Мне ни к селу, ни к городу стало вспоминаться Красное Село под Ленинградом, где я приблизительно так же работал по переносу кучи песка.

Но все-таки душа моя пела и торжествовала, что вдвоем мы так красиво и здорово сработали, разгрузив в темпе этот огромный "ЗИЛ".

Подошел следующий "ЗИЛ" с горой возвышающихся ящиков.

В кабинке был только один шофер. Лицо его было малиново- красное, рубашка полностью расстегнута. Он высунулся до пояса и заорал:

-       Эй, снимай побыстрее, а то времени нет!

Я подошел к кабине и спросил:

-       А где остальные грузчики?

-        Как где?! Все в усмерть перепились и валяются кто где! От этих слов я остолбенел.

Потом тихо сказал своему напарнику, который, не теряя чувства юмора, смотрел на меня с лукавой усмешкой:

-         Ты, как знаешь, а моей ноги в колхозах больше не будет никогда.

И надо же такому случиться, именно сегодня, как говорится, под горячую руку ко мне пришла профорг Юлия Анатольевна Рыжикова, которая всегда насиловала меня своими социалистическими обязательствами при полном непротивлении с моей стороны. Она мне радостно сказала:

-      Палыч! Тебе надо взять на себя повышенные социалистические обязательства: вести дополнительно бесплатно двадцать больных, мыть окна в санатории, убирать сезонно пляж и каждую неделю ездить в колхоз!

-      Да пошла ты со своими обязательствами... Я не хочу бесплатно ни вести больных, ни мыть окна в этом санатории, ни убирать пляж, и ноги моей не будет больше ни в одном колхозе!

Профорг испуганно округлила свои яркие красивые черные глаза и прошептала с придыханием голосом Элины Быстрицкой:

-       Палыч! Ты с ума сошел...

Потом пришла секретарь парторганизации. Несколько свысока она заговорила со мной о планах работы. Я ей врезал тоже под горячую руку:

-        Слушайте, уважаемая, вы ко мне пришли за умом. Поэтому ведите себя поскромнее и слушайте то, что вам буду говорить. Записывайте...

Парторг выпятила нижнюю челюсть, сжала губы в одну линию, но беспрекословно подчинилась и стала старательно писать под мою диктовку.

Я вышел из санатория и пошел окольным;и путями, чтобы не встречаться с толпами бездельников-отдыхающих. Смотрел себе под ноги и переживал. Случайно я поднял свой взор и увидел Богоматерь. Она стояла и лучилась, как солнца, успокаивая мою страдающую душу. Господи... Благодать...

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ОХОТА В ЛАТВИЙСКОЙ СОВЕТСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ

-       Скажи прямо, хочется тебе побывать на этой охоте? - спросил меня Юра Захаров в начале 70-х годов.

Юра Захаров - заведующий кафедрой в ленинградском институте. Его жена Ирочка работает врачом и обеспечивает поездки наших спортсменов по заграницам. У них шикарная квартира в Ленинграде, где стоит раковина-тахта екатерининских времен. Ирочка мне показывала какие-то граненые флакончики и шепотом объясняла, что они принадлежали самой Екатерине II. Юра меня пригласил на "заседание" кафедры, которое прошло в его огромном гараже, - каждый сотрудник принес в портфеле бутылку и закуску. Заседали все от души - дружно и единенно, как один человек.

У Юры Захарова связи. В некоторых областях человеческих взаимоотношений он может все. Поэтому я говорю ему открытым текстом:

-       Очень хочу. Во-первых, поохотиться, а, во-вторых, посмотреть на общую обстановку и на всех этих элитных людей на охоте.

-        Тогда - договорились. Ты - мой шофер. Надень кепку, сделай соответствующее лицо и садись за руль моей "Волги". выезжаем немедленно - сперва заедем к даче командующего ВВС в Лиелупе, а оттуда поедем на место охоты. Есть лишь одна проблема - у командующего движок форсированный. Так что тебе придется постараться, чтобы не отстать. Даю тебе пару минут на сборы. Бери с собой только ружья - брось их в багажник. Вот ключи...

С этими словами Юра бросил в меня ключами, которые я поймал на лету. Разговор происходил у нас в Кемери. Юра с женой отдыхали в правительственном санатории "Янтарный Берег" и часто заезжали к нам в гости по старой памяти, когда они познакомились с моей матерью во время санаторного отдыха в санатории "Кемери".

Я действительно одел кепку.

И мягко тронул машину.

-            Смелее, смелее, - проговорил Юра, - если кто будет останавливать, то все документы за щитком над тобой. У меня лицо покруглее, но ты надуй щеки - тоже будет шестнадцать на шестнадцать. Давай, прибавляй скорость, а то потом будет трудно. Я плавно затормозил у дачи командующего ВВС. Юра вышел и громко прокричал мне в открытую дверь:

-       Стойте на месте и ждите. Я скоро буду. Если кто спросит вас, почему здесь стоите, то не вступайте в разговоры, а несколько раз посигнальте. Я выйду и все улажу.

С тем мой Юра убыл на дачу.

Я сидел и делал вид, что дремлю.

На самом деле я размышлял, что через некоторое время увижу скрытую жизнь элиты.

Внезапно открылась рывком дверь, и Юра плюхнулся рядом.

-       Сейчас вылетит из тех ворот черная "Волга". Не отставай. Они пойдут на скорости больше 110 километров в час. Держись рядом, только не придави кого-нибудь. Все остальное делать можно.

От Юры попахивало хорошим марочным коньячком.

Внезапно передо мной на мгновение возникла черная "Волга" и начала уходить по трассе.

Мой мотор взревел, и "Волга" прыгнула вслед.

-       Держись центра дороги. Они всегда так ездят - прямо дуй по разделительной полосе, - сказал Юра и прикрыл глаза.

Вот тут-то я, наконец, показал класс.

Я шел, как привязанный.

Только отставал на старте в Майори перед красным светофором, где машина, идущая впереди, резко тормозила, нагнать ее потом было трудно, там действительно стоял форсированный движок.

Скорость на спидометре 110-120 километров в час.

Сбоку мелькают предупреждающие знаки и знаки, ограничивающие скорость движения: 40 км/час, 50 км/час, 60 км/час...

На эти знаки наплевать.

Минуем поворот на Кемери.

Проскакиваем Лапмежциемс и круто поворачиваем налево.

Мне ясно, что едем на озеро Канера.

Впереди один за другим возникают грозные предупреждения: "Посторонним въезд запрещен", "Проезд запрещен", и все это сопровождается многочисленными "кирпичами" - знаками "Въезд запрещен".

Наши машины легко проходят через все эти запреты.

Наконец, мы выскакиваем на стоянку машин у озера Канера.

Здесь я вижу одну "Чайку" и штук двадцать "Волг".

Я останавливаю машину рядом с машиной командующего, следя, чтобы моя стала вровень с остальными. Это мне полностью удается.

Юра мне коротко бросает:

-        Действуй по обстановке, а я пошел. Скоро буду - как только начнется охота. Тебя, как своего шофера, беру егерем на весла

-     будешь грести, пока не уедем подальше в озеро. Там я тебя и сменю...

Я сижу, стараясь не крутить головой. Спокойно и расслабленно

-   как будто сижу так изо дня в день.

Вдруг в открытое окно просовывается голова.

Глазки быстро ощупывают меня и всю внутренность машины.

-       Ты с какой машиной подъехал?

-       С командующим ВВС, - лениво цежу я слова.

-       Пайку взял?

-Еще нет...

-       Надеюсь, что с документами у тебя полный порядок?

-       Спрашиваешь...

-       Пока, привет... И голова исчезает.

Я сижу еще минутку, потом вальяжно вылезаю из машины с видом горделивого лакея.

Чуть в стороне стоят несколько шоферов. Подхожу к ним.

-       Привет! Где здесь пайку дают?!

-       Вон там... Иди прямо туда, но никуда не суй свой нос...

-         Сам знаю, - огрызаюсь я и направляюсь к месту раздачи пайки.

Около лодки, вытащенной на берег, сидит человек.

В лодке у него много целлофановых пакетов: коньяк, вино, балык, сервелат.

-       С какой машины? Я говорю номер юриной машины.

Человек протягивает мне пакет. В нем столько всего, что мы

вдвоем не справимся...

Я беру и по-наглому говорю:

-      Мой шеф с двумя ружьями, нам нужны патроны шестнадцатого и двенадцатого калибров.

-       Пожалуйста... - мне протягиваются еще два кулька.

-       Это все? - продолжаю я нагличать.

-       Все... Если еще что надо будет, то подойдешь.

-       Лады! - отвечаю я и иду с кульками к своей машине.

Там я бросаю их на заднее сиденье, а сам думаю о том, как бы мне посмотреть на элиту. Наконец, решаюсь и напрямую с деловым видом иду к охотничьему домику. На крылечке прихорашивает себя официант - он поправляет бабочку, устанавливает на руке поднос с маленькими бутербродами с черной икрой, балыком и маленькими рюмочками коньяка и водки. Потом вдыхает в себя воздух и решительно вступает в домик. За ним точно так же решительно вступаю я. Я знаю, что "на все про все" у меня всего несколько секунд. За это время я все должен заметить и запомнить.

Я вхожу в тот момент, когда толстый мужчина, напоминающий Геринга на охоте - точно такие же короткие штанишки, толстые ляжки и ботинки с гетрами, точно такая же курточка и точно такая же шляпа с перышком - опрокидывает в себя рюмку.

Это все, что я успеваю заметить. Меня блокируют с двух сторон с шепотной речью: "Какого хрена ты сюда суешься, а ну марш на место!"

-       Да я только сказать шефу...

-       Пошел, тебе говорят! Давай, давай... И сиди в машине!

С тем я и возвращаюсь. Потом приходит Юра. Потом долго я греб до самого поворота. Потом мы забираемся на место самого Восса. Потом... Уж не так все интересно, ибо идет так, как и на других ординарных охотах...

Ради таких охот все советское общество строило свой нескончаемый и многоименный социализм. Здесь все давалось на халяву, даром.

ВОССТАНОВЛЕНИЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ И ЗАОДНО ПОИСК ДРАГОЦЕННОСТЕЙ

Пару раз я встречал эту яркую не по возрасту даму в санаторных коридорах, где она всегда шла в сопровождении целой свиты мужиков. Она была одета в модные брючные костюмы, которые все были импортные, блестящие и с огромными яркими цветами через всю ее фигуру. Макияж у нее был ярким и лубочным. Она пыталась изображать из себя порывистую и молодую женщину, но фигура ее уже выдавала с головой - движения были ограниченными и несколько скованными, ягодицы отвисали и не "играли" во время ходьбы.

Сейчас, когда я остановился и прижался к стене, чтобы пропустить мимо себя эту блестящую кавалькаду, я вспомнил Беловежскую Пущу, где мог разъезжать за рулем газика где угодно и как угодно, но только с одним-единственным условием - если тебе навстречу шла машина, то ты принимал вправо, прижимался к кювету и останавливался, пока эта машина не пройдет.

Сегодня я дежурил по санаторию "Белоруссия".

Я подошел к вахте, где за барьером сидела дежурная.

-         Сабиночка, такси к минскому поезду: мадам-профессорша уезжает.

-       Уже заказано. Главный просил, чтобы ее проводили до такси... Она с кафедры неврологии?

-        Меня это мало интересует и волнует. Проводим - и все. А с

меня, Сабиночка, кофе. Я буду у себя в кабинете у дежурного

врача. Если вздумаю подняться на одиннадцатый этаж, то предупрежу.

-       А когда кофе будем пить?

-       Как только, так сразу. Вот проводим даму до такси и пойдем в

бар.

Санаторий был пуст.

Бархатный сезон и прекрасный солнечный день.

Отдыхающие разбрелись кто куда.

"Слава богу, все тихо и мирно", - подумал я на свою голову.

Я поднялся на лифте на пятый этаж, зашел в кабинет дежурного врача, распахнул дверь в лоджию, уселся в мягкое кресло и приготовился к размышлениям. Мыслями я уходил на 600 лет вглубь истории Руси и сейчас начал отдаляться от санатория "Белоруссия" в сторону поля Куликова.

На грешную землю меня вернули какие-то странные царапающие звуки - в дверь то ли робко скреблись, то ли неловко и робко стучали.

Я моментально среагировал на эту робость громким доброжелательным приглашением: "Входите, открыто! Не стесняйтесь, заходите, пожалуйста!"

Дверь как-то неуклюже рывками отворилась и в нее буквально протиснулась уборщица с пятого этажа.

Выглядела она ужасно.

Лицо ее было бело, как мел, даже с зеленоватым оттенком.

Рот непрерывно кривился гримасничающими губами.

По лицу ходили волны гримас, когда человек беззвучно плачет.

Кисти рук были сплетены беспрерывно двигающимися пальцами.

Вся она была поникшей и придавленной какими-то неизвестными мне обстоятельствами, но я уже знал, что я - это ее последняя надежда. Она пришла ко мне за помощью, за милосердием, за справедливостью.

-       Что-о-о-о-о случилось?! - выдохнул я из себя.

-         Я честно работаю больше двадцати лет, вы, доктор, все это ведь знаете, вы, доктор, ведь все это подтвердите, вы, доктор, ведь скажете людям обо мне всю правду, - умоляюще заговорила уборщица. Голос ее приобрел утрированный латышский акцент - ну, точь-в-точь моя бабка Александра Августа. Вот тут-то я и дернулся, вот тут-то я и вскинулся. И бросился к ней. Прижал ее к себе и проговорил: "Успокойтесь! Я вас сумею защитить, что бы ни произошло. Все будет хорошо. Что случилось?!"

-       Доктор, вы подтвердите, что я - честный человек?..

-       Подтвержу при любых обстоятельствах, кому угодно и перед кем угодно. Положитесь на меня - я сумею вас защитить и не дам в обиду!

-       Бриллианты пропали с золотом, доктор...

-       Что?!

-         Драгоценности... Бриллианты с золотом, доктор... На мою голову!

-       У кого?!

-       У этой... Шлюхи из полулюкса...

-       У кого, у кого? Это в пятьсот тринадцатом?! Там же профессор, которая сегодня уезжает... Господи, поезд уходит через несколько часов... Вот несчастье на нашу голову! А кто взял? Вор известен? Или хотя бы время, когда все это произошло? Да не молчите вы, пожалуйста! Сейчас надо все вспомнить и обо всем рассказывать...

-         Она говорит, что взяла я, и называет меня "воровкой". Не брала я, доктор, этих драгоценностей. Вы меня знаете!

Действительно, эта уборщица была на редкость исполнительна и трудолюбива. Она вечно трудилась, как пчелка, всю смену и никогда не останавливалась ради отдыха. В ее смену пылесос гудел непрерывно.

Происходящее мне очень не нравилось.

Я должен был найти выход из создавшегося напряженного положения.

-       Идемте за мной в пятьсот тринадцатый. Что бы ни случилось, что бы вам ни говорила эта профессор - молчите. Отвечайте только на мои вопросы. Станьте в дверях и дальше не входите. Разговаривать обо всем буду только я. Стойте себе спокойно.

После короткого стука, и не слушая ответа, я открыл дверь 513 номера и зашел в комнату. На кровати лежал собранный чемодан. Рядом с чемоданом стояла мадам.

-       Что случилось? - тихим и будничным голосом обратился я к мадам-профессорше.

Мадам подняла свою холеную руку и, тыча ею мимо моего лица в направлении уборщицы, закричала визгливо и по-базарному:

-      Вон эта воровка украла у меня кольцо с большим бриллиантом, золотые часы-браслет, золотую цепочку! Воровка! Воровка! Воровка!

На мое лицо попадали брызги слюны мадам, ее рука пахла очень приятным импортным кремом.

-          Успокойтесь, пожалуйста, и ответьте мне, почему у вас драгоценности не на месте - кольцо не на пальце, браслет не на руке, а цепочка не на шее. Почему?!

Мадам слегка подрастерялась и опешила от моего давления.

Она озадаченно бросила взгляд на чемодан, указывая на него рукой, пробормотала что-то вроде "ведь ехать в поезде надо".

Я впился взглядом в ее руку.

Рука четко указывала мне: "Смотри! Смотри! Смотри!"

И я увидел.

Драгоценности лежали в скомканной бумаге справа у самой ручки чемодана, если его открыть. "Если открыть!"

"Значит, они в чемодане, это меняет весь ход дела", - думаю я.

Я смотрю в глаза потерпевшей тяжелым мужским взглядом.

Она моментально это улавливает и подчиняется.

-       Чемодан закрыт вами на ключ?

-Да...

-       Вы лично его закрывали?

-Да...

-       У вас только один ключ?

-Да...

-       Давайте сюда свой ключ! - резко и требовательно говорю я.

-       Да... - она безропотно протягивает мне маленький ключик.

-       Пожалуйста, оставайтесь у чемодана и никуда не отходите!

-Да...

-       А вы, - я повернулся к уборщице, - следуйте за мной!

Едва мы вышли в коридор и я закрыл дверь 513, я обнял уборщицу за плечи и успокоительно проговорил: "Драгоценности на месте в чемодане! Чемодан закрыт на ключ. Ключ у нас. Остается только вызвать милицию, открыть этот чемодан и составить протокол. Все будет нормально, не волнуйтесь!"

Держа ключ все время в сжатой руке в кармане халата, другой рукой я набрал номер начальника Юрмалской милиции и попросил прислать сыщиков. Через десять минут ключ перекочевал из моей вспотевшей руки к милиционеру, который открыл чемодан, сунул туда руку и вытащил скомканную бумажку, потом ее развернул, и мы все увидели драгоценности мадам.

- О, боже! Стыд какой - она украла у нас три рулона туалетной бумаги! Воровка! Воровка! Воровка! - закричала в полный голос уборщица.

ВО МНЕ БУШУЮЩЕЕ СЛОВО ПРОЯВЛЯЕТСЯ КАРТИНОЙ НАЧАЛА КУЛИКОВСКОЙ БИТВЫ...

Застыли друг перед другом русские и татаро-монгольские войска.

Затихло все вокруг в жадном ожидании грядущих событий, замерло.

С левого фланга татарских войск раздались крики, цепь войск разорвалась, и на коне перед ними горделиво выехал Темир-мурза, он же Челебей. Конь под мурзой был крепкий и сильный. На мурзе металлический шлем, тяжелые кожаные наплечники и нагрудник. Как тростинку, держал мурза огромное копье.

Меньше трети линии войск проскакал мурза, когда ему навстречу выехал Александр Пересвет.

Подивился мурза тому, что против него выступил воин, не защищенный ратными доспехами. Хотел прокричать что-то обидное, но встретился взглядом с ним и не смог ничего произнести, ибо понял, что это его последний бой.

Собрал себя и коня воедино мурза и бросил все навстречу Пересвету.

Легко скакал мощный конь мурзы, копье было направлено прямо в грудь Пересвета. Мурза твердо знал, что всадника он убьет, но впервые в жизни не был твердо уверен в своей победе. Чем ближе Пересвет, тем меньше уверенность.

На какое-то мгновение Пересвет опередил Темир-мурзу, и. его копье беззвучно вошло в живот мурзы, но одновременно почувствовал, как копье мурзы с грохотом пробивает его самого насквозь. И схватился Перссвет за гриву своего любимого коня двумя руками, отбросив копье. Прянул конь и закинул назад голову, потом выровнялся и пошел прыжками вдоль войск с мертвым всадником на себе.

Темир-мурза запрокинулся назад, начал сползать все ниже и ниже, потом запутался правой ступней в стремени и так и волочился за своим боевым конем в другом направлении вдоль войск, стоящих в суровом молчании.

Казалось, что дышали войска одной грудью, видели все одними глазами, стучали в груди единым сердцем.

Только дрогнули от вида мурзы татарские войска.

Только воспряли от вида скачущего Пересвета русские войска.

Наступила страшная тишина.

И в этом страшном молчании в едином порыве двинулись русские войска на татарские...

...Великий стон стоял над полем Куликовым. Печально и тяжко стенали умирающие, раненые и придавленные восемью слоями лежащих друг на друге людей и коней...

Отдавалось все это отзвуком горьким и эхом похоронным от земли и от небес, и казалось, что леденящие души воинов звуки стонов, скрежета металла о кости вперемежку с ухающими ударами тел одно о другое и о землю не закончатся никогда.

Перед скрытой от противника ударной группой войск стоял воевода Дмитрий Михайлович Боброк.

Гонцы стекались к нему со всех сторон.

Враг одолевал, но билось и стояло православное русское воинство до последнего. Многие бились спина к спине.

От гула сражения, от пролитой крови, от криков о помощи ратных людей, которые ползли к воеводе и плачем кричали, протягивая к нему свои кровоточащие обрубки рук, - от всего этого

постепенно оседал телом и чернел лицом Дмитрий Михай­лович Боброк. Вздрогнул и сжался воевода, когда принесли страшную весть о том, что пало русское черное знамя со Спасом нерукотворным. Но стоял, как скала.

К концу третьего часа после первого падения знамени, которое теперь то падало, то поднималось вновь, от стона и гула дальнего, от пронзительных просьб и проклятий ближних, когда все поле Куликово из изумрудно-зеленого превратилось в кроваво-серое, осознал воевода, что более ему невмоготу удерживать войска, ибо чувства его растрачены и душа иссечена, а разум уже с превеликим трудом сопротивляется просьбам и проклятиям. Ох, и тяжко ему было! И обратился воевода мыслью к преподобному Сергию: "Помоги, Отче!"

Посуровело его лицо, когда услышал долгожданные слова преподобного внутри себя: "Поспешай, чадо! Пришла твоя пора выступить за Русь нашу святую!"

И двинул свой ратный запасной полк войск русских Дмитрий Михайлович Боброк полноводной и всесокрушающей рекой прямо в кровавое месиво битвы Куликовской. Настал его час.

ПРОФЕССОР ЛЕВ ЮЛЬЕВИЧ БЛЮМБЕРГ СО СВОЕЙ МАТЕРЬЮ САРОЙ ЛАЗАРЕВНОЙ ПРИЕЗЖАЕТ В САНАТОРИЙ "КЕМЕРИ" ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ПОДРЯД

-       Лева, пойди и принеси мне стул, - сказала Сара Лазаревна.

-       Лева, подай тарелку, - приказала Сара Лазаревна.

-       Лева, отнеси...

-       Лева, принеси...

Леве уже скоро шестьдесят.

Он высокий, слегка угловатый, умный и добрый человек.

Поэтому и я включаюсь:

-       Лева, расскажи моей дочке про музыку...

Лева рассказывает. Ясно. Точно. Толково. Энциклопедически.

На прекрасном русском литературном языке. Его языком можно писать поэмы. Но Лева занят военными разработками. Мы все знаем, что секретными. Даже в те самые черные для евреев годы, когда сучка Тимощук. Леву наградили орденом Ленина. Даже тогда. Лева иногда рассказывает о своих поездках - вообще. "Приезжает машина с генералами. Потом все вместе летят на вертолетах. Потом Лева демонстрирует свою разработку. Затем все происходит в обратном порядке - летят на вертолете и едут на машине."

У Левы широкая душа.

В Кемери он всегда празднует день своего рождения.

Для этих праздников Лева снимает малый зал в ресторане на улице Тукума. И там всегда полно народа - все кемерские, которых Лева знает и с которыми подружился за последние двадцать лет.

Все веселятся и вспоминают Леву только тогда, когда надо что-то подать, принести или за кем-нибудь сходить. Все это он делает охотно и радостно, с улыбкой на своем красивом мужском стареющем еврейском лице.

Мне почему-то хочется поговорить с Левой очень серьезно.

Но все вертится вокруг одного пустяка.

Идет год за годом, а я не решаюсь.

Наконец, после встречи на машине, где я за рулем, где Сара Лазаревна сидит рядом со мной, а Лева, как воробушек, нахохлился сзади среди огромного количества свертков, сумочек, чемоданчиков и тюков, когда я привожу их в санаторий "Ксмери" и выгружаю, заношу все вовнутрь и выхожу с Левой в парк, я, наконец, решаюсь.

-        Лев Юльевич, - начинаю я официально, - я хочу задать вам один вопрос. Он все время меня волнует и заставляет думать о вас не так, как я того хочу...

-       Говори смело, Саша. Я тебе отвечу на него ясно и точно, все поставим на свои места, так сказать, точки над "и".

-       У вас что - денег нет на такси? Почему я должен вас все время встречать на вокзале и везти в санаторий? Извините меня за такую грубоватую прямоту, но это мне очень важно знать. Именно это и ничего больше, Лев Юльевич...

-           Есть деньги и не только на такси. Я очень хорошо зарабатываю.

-       Так в чем же дело?

-         Видишь ли, Саша... Я... Боюсь... Я очень боюсь машин, особенно черного цвета. Я все время жду, что такая машина меня убьет. А тебе я верю, рядом с тобой все мои страхи исчезают и уходят от меня вдаль. Это и есть объяснение. Мне к нему больше нечего добавить, все как есть.

-       Извините меня, Лев Юльевич. Я, вероятно, был очень груб и бестактен с вами. Но я должен был знать.

-       Я с тобой, Саша, полностью согласен.

В этом году Лева давал свой последний бал.

Как всегда, мы все веселились и покрикивали: "Лева... Лева... Лева..."

После их отъезда в Москву у нас вдруг раздался длинный и очень тревожный звонок. Звонила Сара Лазаревна прерывающимся голосом: "Сегодня Леву убила черная машина... Он только побежал через дорогу за мороженым."

Это был страшный удар. Мать выехала на похороны. Я потом ездил в Москву, чтобы только проведать Сару. Ей уже было девяносто два года...

Оказалось, что мы все очень любили Леву. Царство ему небесное.

Я ПРОЯВЛЯЮСЬ КАК ТЕЛЕЦ ТОЛЬКО ТОГДА, КОГДА МЕНЯ "ДОСТАЮТ"

Наш санаторский электрик Колодзеек по-быстрому опрокинул в себя огромную рюмку коньяка. Потом зажмурился, как сытый кот, улыбнулся слегка заискивающе сидящим в ряд врачам и отвалил.

Врачи пили только кофе.

Во-первых, не было денег. А все остальное было "во-вторых". Врачи приходили стайкой после пятиминутки и сидели, как воробьи на жердочке, - на высоких табуретках с круглыми мягкими сидениями у стойки бара санатория "Белоруссия".

Врачи все, кроме меня, женщины. Я их называю кого как: одну только по должности, других по фамилии, одну по имени и фамилии, другую по имени и отчеству и только свою старую знакомую по санаторию "Булдури" Юлию Анатольевну Рыжи-кову я называю по имени, отчеству и фамилии.

Так все они и сидят за стойкой бара - начмед, доктор

Бородянская, Ирина Чайковская, Ольга Львовна и Юлия Анатольевна Рыжикова. Сбоку припеку сижу всегда я, устраиваясь где-то скромно с краешка.

Начмед меня не любит. Не любит и других врачей. И самое странное, что не любит и себя, просто ненавидит.

Доктор Бородянская - наш начальник отделения, она со вздохом всех контролирует. И очень мне нравится. Только мне неудобно открыто высказать ей свои человеческие симпатии - она значительно старше всех.

Ирина Чайковская проходит самую сложную часть своего жизненного пути - у нее всюду проблемы, включая семью и работу. Но она очень хорошая, она обязательно все преодолеет.

Ольга Львовна не стесняется меня использовать чисто утилитарно и прагматически: "Палыч, ты за меня не подежуришь?" Поэтому я иногда "в упор ее не вижу", но это лишь ответная защитная реакция.

Юлия Анатольевна Рыжикова - настоящая женщина. Она вся играет, глаза ее мерцают таинственным светом, она, как бутылка шампанского, может выстрелить таким зарядом эмоций. .. Я все это вижу и по принципу "береженого бог бережет" общаюсь с ней бесконтактно на расстоянии, в шутку или всерьез говоря ей принародно "неспетая песня моя". Она балдеет. Но не я.

Сейчас я сижу в одиночестве. И дежурю по санаторию.

-        Говорят, что этот все умеет... Ишь, индюк, расселся, как в гостях, и пьет только кофе. Жмот, наверное... Мог бы и бокал шампанского выпить...

У стены за столиком сидят дамочки-москвички.

Пьют "золотое шампанское", курят американские сигареты и изредка вытаскивают из косметичек то зажигалку, то зеркальце.

"Бог с ними... Наклюкались шампанским", - проносится у меня в мыслях. Я маленькими глоточками смакую кофе. И погружаюсь в себя.

-       Говорят, он давление без прибора определяет... Интересно бы его спросить, какое сейчас у нас? - продолжает та, что все время задевает меня словами и поглядывает в мою сторону с интересом посетителя зоопарка.

За столиком раздается взрыв хохота.

Все дамочки одновременно оценивающе смотрят в мою сторону.

-         Да ни хрена путного он не может... Только готова на что угодно спорить, что выпьет и не моргнет за чужой счет. Давайте попробуем - пригласим его да нальем ему стаканчик. Повеселимся... Ишь надулся...

Дамочка все выступает и не может остановиться.

-       ...Подумаешь, местная достопримечательность... Абориген...

Этим "аборигеном" она меня доконала.

Я не выдержал.

Встал и спокойно подошел к их столику.

Там возникла немая сцена - моя дамочка в это время потянулась к бутылке с шампанским, но так и застыла с протянутой рукой.

Я посмотрел на всех сразу.

Тяжелым мужским взглядом.

-       Вы совершенно правы, мадам. Я действительно ни хрена не могу. Вот если бы мог, тогда бы осмелился вслух сказать кое-что о вас лично. Например, что вы работаете в Москве и на своей работе сразу одновременно имеете трех любовников, не считая законного мужа.

С этими словами я пошел, не оглядываясь, прочь, а сзади возникла мертвая тишина. Я уловил "Господи, да откуда это все он узнал?.."

ЛИЧНО Я НЕ ВЫДЕРЖАЛ И НАЗВАЛ ВЕЩИ СВОИМИ ИМЕНАМИ: АГОНИЯ ИМПЕРИИ

Этот очень тяжелый разговор лично для меня произошел в июне 1980 года во время военных учебных сборов офицеров медицинской службы, призванных на месяц из гражданки и объединенных в ВПТГ в районе местечка Ирбитес-Лиепа под Цесисом в Латвии в бывших владениях баронов фон Пальме. ВПТГ иными словами означает военно-полевой терапевтический госпиталь.

Офицеры медицинской службы сидели прямо на траве на небольшой полянке. Перед нами сидел молодой майор медицинской службы из военного госпиталя и рассказывал о современной военной доктрине СССР. Коротко суть доктрины для медиков была следующей.

Современная война очень жестока.

В ней огромные людские потери.

Поэтому медицинская служба оказывает помощь только лег- кораненным. Остальных оставляем умирать. У нас нет на них ни времени, ни средств. Задача выглядит еще более узко - выявляем тех, кто полезен армии в настоящий момент, и оказываем минимальную помощь, чтобы поставить в строй даже на короткое время. С этой целью моментально используем контингент, получивший смертельные дозы радиации, и бросаем его в бой. Эти умирающие люди могут сражаться в течение некоторого времени, пока не разовьется острая лучевая болезнь. Тогда они нам уже не нужны.

Я вздрогнул. Такое мне - как военному врачу - не могло присниться даже в страшном сне.

Душа моя сжалась.

И перебил молодого майора.

-       Майор, а вы знаете, как лично ко мне обращаться по традиции русской армии?

Майор сделал непонимающее лицо и удивленно посмотрел на меня.

Я продолжил:

-          По русской традиции ко мне, - как к подполковнику, - надо обращаться словами: "Ваше высокоблагородие!" По русской традиции такого уважительного обращения заслуживали старшие офицеры армии и доктора наук. Вот теперь и послушайте, что вам скажет "их высокоблагородие". Ваша военная доктрина лжива. Все врачи, включая военных врачей, обязаны давать клятву Гиппократа. В клятве Гиппократа четко сказано, что каждый из нас, врачей, одинаково оказывает помощь и правому, и виноватому, и другу и врагу, и мужчине, и женщине, и старому, и малому. Врач обязан оказывать на поле боя помощь обеим воюющим сторонам. И в традициях русской армии было: "Сам погибай, а товарища выручай." В вашей так называемой доктрине не пахнет ни клятвой Гиппократа, ни русскими благородными традициями. Поэтому позвольте мне открыто и принародно заявить, что доктрина жестокая, с одной стороны, а с другой стороны, нежизненная. Никто не будет воевать на стороне такой жестокой доктрины. Можно продолжить рассуждения и дальше - та страна, которая изобрела подобную доктрину, жить не будет. Такой стране конец! Только в агонии можно выродить такую доктрину.

Вокруг возникла гнетущая тишина.

Легкий ветерок чуть шелестел листвой над нашими головами.

Солнце подходило в зениту.

У меня на душе было горько и противно.

Майор долго молчал.

Потом вдруг как-то по-детски улыбнулся и сказал:

- Коллеги, наверное, всем нам надо отдохнуть. Занятие окончено.

Все начали медленно и лениво подниматься.

Сзади нас стоял ровный ряд палаток, в которых мы жили.

Раздались крики: "Где доктор?! Доктора, доктора сюда срочно!.."

"Доктором" все называли меня.

Все дело в том, что нас полностью оторвали от цивилизации, и мы сидели в перелеске уже несколько недель. Первыми "посыпались" алкаши. У них возникали приступы абстиненции с потерей сознания и судорогами. Чисто мистически я очень быстро выводил "господ"- офицеров из этих состояний. Я глянул в глаза майора, повернулся и пошел на крики.

МИСТИЧЕСКАЯ РАБОТА... ИНТИМНЫЙ КОНТАКТ...

Шила в мешке не утаишь. Так и одна из медсестер, которая дежурила в санатории "Белоруссия", догадывалась о моей мистической одаренности.

Когда я как-то дежурил одновременно с ней, произошел этот особый анекдотический мистический случай.

Дело было так. В принципе, дежурство шло к концу. Время было около девяти часов вечера. В одиннадцать надо сделать обход, потом можно спать и самому. Я сидел в кабинете дежурного врача и от нечего делать решил "просмотреть" мистически оставшиеся до одиннадцати эти два часа - что же мне предстоит. Был я слегка расслаблен и совершенно не подготовлен к дальнейшим событиям. Вдруг я вздрогнул и "проснулся".

Мистически получалось, что ровно через полтора часа у меня будет очень тесный интимный контакт... с женщиной.

И точное время.

Я слегка прибалдел и уставился на дверь, бросая косые взгляды на часы. Время шло, приближался намеченный мистически срок этого самого интимного объекта. Я думал то же, что и Вы, читатель. Но с интересом ждал.

Точно в срок раздался стук в дверь.

Слегка осипшим голосом я сказал: "Входите, пожалуйста", дверь открылась, и в кабинет вошла дежурная медсестра, женщина семейная и серьезная.

Я обалдело смотрел на нее. Потом некстати сказал: "Вы-то что пришли, ведь до обхода еще уйма времени..." Сестра как-то стеснительно обратилась ко мне:

-        Доктор, у нас на четвертом этаже есть одна отдыхающая, у которой никак не остановить кровотечение из носа... делали все... И переднюю тампонаду... И заднюю... Вот я и подумала о вас... Вы ведь можете... Вы уж извините меня... так брать мне с собой ящик неотложной помощи или вы сами своими силами?..

-       Да... Да... Конечно... Немедленно иду... Четыреста какой?

Сестра сказала.

Я запрыгал по ступенькам лестницы вниз. Меня душил смех, но я постарался придать своему лицу серьезность, когда постучался и вошел в номер. На постели горой возвышалась толстенная бабища, которая дышала с хлюпаньем - носоглотка у нее была полна крови. Я попросил ее лечь на спину, а сам сел в кресло и стал работать. При этом я еще умудрялся вести с ней "светскую" беседу. Ровно через две минуты хлюпанье прекратилось, больная задышала ровно и беззвучно. Она с удивлением привстала с постели, удивленно покрутила туда-сюда головой и промолвила: "Ты смотри! Дышу! Значит, доктор, не надо никаких уколов!" - "Никаких", - подтвердил я. Дверь приоткрылась, в нее заглядывала медсестра: "Уже?.. " - "Уже, все в порядке", - ответил я, вышел из номера и поскакал вверх к себе в кабинет.

Через несколько лет, когда я работал в Кемери,ко мне пришла на прием женщина и пожаловалась, что перед предстоящей операцией у нее "низкий гемоглобин". "Сколько?" - спросил я. "Девять единиц всего."

-       У женщин это бывает. Я вам его подниму до нормы. Я работал с этой дамочкой, гемоглобин ее приходил в полную норму, показатели моего - соответственно - снижались. Работал я бескорыстно и с энтузиазмом. Сеанс закончился, дамочка спросила: "Сколько?" - "Тринадцать единиц", - отвечал я.

-         Какая прелесть, - продолжает разговор женщина, - так я и завтра еще буду у вас на сеансе в то же время!

-        Заходите, заходите, милости просим, - вдогонку говорю ей. Назавтра уже после сеанса она вдруг откровенничает со мной:

-       Вы думаете, я вам вчера поверила? Ни капельки. Утром уже была в лаборатории, а там и говорят: "Что за дела?! Ты посмотри - вчера у нее было девять единиц, а сегодня уже тринадцать..."

-       Вы, надеюсь, рассказали, что лечились у меня?..

-       Что вы, что вы, я молчала, как могила!

-        

ВЫ - МУЖЧИНА МОЕЙ МЕЧТЫ, ТОТ ЧЕЛОВЕК, О КОТОРОМ Я МЕЧТАЛА ВСЮ ЖИЗНЬ!

Вопросы любви волновали меня и продолжают интересовать всю мою жизнь. И теоретически, и практически в любви масса самых неожиданных вариантов. В санатории "Белоруссия" я ор-динировал больных - вел целый этаж. Очень редко в санаторий попадали мои друзья или знакомые, еще реже я вдруг видел их в роли своих подопечных.

Так, в санаторий приехал отдыхать один мой знакомый, мастер спорта по лыжам, мужчина атлетического телосложения и солнечной души. Я знал, что именно такие и больше всего "горят" на любви, но чтобы так...

-       Александр, я встретил изумительную женщину...

-       Я тебя понял, Анатолий. Ты не хочешь, чтобы я докучал тебе моими врачебными приемами. Ради бога - как говорится, баба с возу - коню легче. Приходи как-нибудь через недельку. Желаю тебе веселого и хорошего отдыха.

Через неделю Анатолий вновь очарованно рассказывал про свою санаторскую подругу:

-       Знаешь, какая у нас любовь! Она говорит, что такого мужчину, как я, она вообще не встречала и только мечтала о подобной встрече... Я у нее... Впервые... И без ума от нее...

При этом он раздевался до пояса, чтобы я мог его прослушать и измерить артериальное давление. Анатолий сел напротив меня за мой рабочий стол, протянул руку, и я наложил на нее манжетку. Я накачивал манжетку воздухом и бездумно смотрел на руку Анатолия. Что-то меня заставило сосредоточиться. Теперь я уже глядел во все глаза. Анатолий... усыхал: мышц уже таких не было и в помине, руки стали тоньше, взгляд потух. Он говорил что-то про свою горячую любовь, а я думал о простом и обыденном - что он приехал в санаторий отдохнуть после года напряженной работы, но вместо отдыха он, как болванчик, пляшет под дудку какой-то шлюшки. Но этой женщине надо отдать должное - она полностью подавила его и внушила ему мысль о любви, в то время как он рабски удовлетворял ее похоть. С этой стороны она смотрелась очень здорово - действует на мужика установочно, как говорится, любо-дорого смотреть.

-        Толик, может быть, ты немного отдохнешь от нес? Поезжай куда-нибудь на экскурсию, познакомься с какой-нибудь другой женщиной, сходи в компании в ресторан...

-       Что ты, что ты, Александр. Только с ней. И круглые сутки!

С тем он и ушел.

А я задумался о любви.

Со времен античности любовь считают "Эросом", обладающим силой притяжения, как сила тяготения. Еще Платон говорил о том, что в своей влюбленности мы поднимаемся к абсолютной идеальной любви - отсюда и понятие "платонической любви". Но у Толика платонической любовью и не пахло, а был мощный сексуальный прессинг милой дамы, некая чувственная агрессия и прямое психологическое насилие. История философии помнит вопрос одного пифагорийца к своему учителю Великому Пифагору. Вопрос был прост: "Когда можно заниматься с женщиной любовью?" Таким же простым был и ответ Великого Учителя: "Всякий раз, когда пожелаешь потерять силы." Толик уже потерял больше, чем

мог, но меньше, чем этого желала она.

Так и проходили санаторные дни.

Наконец, мы с Толиком распрощались, и он мне "по секрету" показал свою даму сердца. Вдали - в противоположном конце холла первого этажа я мельком увидел среднего роста женщину, слегка полноватую с невообразимо накрученной прической, широкими бедрами, яркими черными глазами. Я повел взглядом по ее груди - она моментально вскинулась и стала зыркать глазами туда-сюда. Как вампирша в поисках жертвы.

Толик уехал. И надо же такому случиться - нарочно не придумаешь: ко мне приехал еще один мой хороший знакомый. Такое не могло мне присниться в страшном сне. Он зашел и сходу сказал: "Я встретил женщину. Она мне сказала, что я мужчина ее мечты, тот человек, о котором она мечтала всю жизнь!" "Из 608 номера?!" "Да... А откуда ты знаешь?.."

"КУДА ПРИШПАНДОРИТЬ СВЕТЛЕЙШЕГО, ХРЕН ЕГО ЗНАЕТ... "

"...он у меня не подходит ни в хвост, ни в гриву... придется писать всю книгу заново...", - жаловался мне Григорий Маркович Трухнов, который отдыхал в санатории "Белоруссия" в обычном неноменклатурном номере, но ум имел острый, знал много интересного и был смелым человеком, способным в то застойное время высказать свое мнение.

Мы с Трухновым обсудили волнующий нас обоих вопрос: "А на хрена?!"

Этот вопрос касался традиционно того, что всем руководителям- вождям-фюрерам-генсекам на Руси-матушке, то бишь в Союзе Советских Социалистических Республик обязательно кто-то умный пишет книги. Кажется, только Ленин потерся около Плеханова и стал писать беспрерывно и на разные темы. А все остальные... Сталину писал академик Тарле - мне очень нравился роман Е.Тарле "Наполеон". Хрущеву писал Аджубей. Брежневу, по словам Трухнова, писали сразу несколько человек. Они "накропали" "Целину", "Возрождение", и все это объединялось в"собрания сочинений".

На хрена им все это было нужно - ведь все ворованное, не свое, все это лживо. И потом на полумитингах-полусобраниях сидели люди и спали под громкую читку этой белиберды. Я читал сам лично с трибуны в санатории "Белоруссия". На первых рядах сидели главный врач, секретарь партийной организации и врачи. Дальше располагались все остальные. Чем дальше сидишь от трибуны, тем легче можно поболтать или подремать. Сидели все в сплошной лживой тишине. Я читал и успевал внимательно поглядывать на зал

-    до сих пор этот лживый зал стоит перед глазами - я на трибуне с этой дурацкой брежневской ерундистикой, а вокруг все остальные

-    каждый занят чем-то своим. Вот так и тратили по-дурацки в то время себя люди.

Трухнов написал очередную книгу, но никак не мог найти места для протокольно-обязательной цитаты из сочинений Брежнева.

Брежнева Трухнов вообще недолюбливал. Он называл генсека презрительно "светлейшим" и утверждал, что "светлейший" запускает свои руки в государственный карман. Но не вульгарно, а таким образом, что, как говорится, комар носа не подточит, - здесь за руку не схватишь. По словам Трухнова, в Минске есть небольшой заводик по переработке драгметаллов в изделия. Там в течение месяца перерабатывают от 30 до 50 килограмм золота и очень удачно сочетают его с хрусталем. Иногда там обрабатывают и драгоценные камни. Иногда были спецзаказы с особо красивым и большим камнем. Их выполняли наиболее тщательно, а потом первый помощник белорусского генсека вез камешек в Москву и вручал через первого помощника Брежнева самому "светлейшему" в подарок.

Я сказал Трухнову, что так будет продолжаться бесконечно,. пока существуют генсеки или аналогичные им руководители, карьерно пробившиеся на вершину пирамиды власти.

И, действительно, потом все шло с генсеками по заранее обкатанному сценарию - группы интеллектуалов писали проблемные статьи и доклады, которые потом ретивые и продажные писатели- литработники объединяли в тома сочинений, издаваемые за границей в какой-нибудь мощной издательской фирме за наличную валюту.

Ложь стремится всегда охватить человека и сделать его своим

сторонником. Мне надо было что-то противопоставить напору лжи внутри себя. Я все чаще оставался в кабинете функциональной диагностики на одиннадцатом этаже санатория "Белоруссия" и работал со своими собственными рукописями. Передо мной возникали светлые, смелые и красивые люди: преподобный Сергий Радонежский русский воевода Дмитрий Михайлович Боброк монах-воин Александр Пересвет       

Внутри меня начинало звучать Куликовское сражение... Я видел стоящие и пульсирующие силой стены противоборствующих сторон, я начинал понимать роль преподобного...

-             Григорий Маркович! Да наплюйте вы слюной на светлейшего!..

БЕЛОРУС НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ БАЙКО - ГЕРОЙ БЕЛОРУССКОЙ ЗЕМЛИ В 80-Е ГОДЫ В БОРЬБЕ С ПАРТИЕЙ И ПРАВИТЕЛЬСТВОМ

Орел широко расставил крылья и гордо возвышался над довольно уже большим поросенком.

Он сидел на старой наполеоновской дороге в белорусских болотах на краю Беловежской Пущи рядом с колхозом "Красный Партизан", где председателем был мой друг Николай Васильевич.

Мы с Николаем вышли из ГАЗ-69 в метрах пятидесяти от орла и смотрели на эту захватывающую картину. Вокруг была сплошная зелень: кусты переплетались ветвями, чуть дальше за ними видны были окна болотных трясин, еще дальше маячил сосновый лес - там начинались перелески Пущи.

-        Посмотри, Александр, какой красавец. Этот стервец стянул поросенка с нашей фермы. Смотри, смотри, Александр! Здесь столько красоты в наших белорусских местах! Знаешь, порой душа пост - все бы перевернул вверх дном, все бы изменил, но не дают этого сделать те, кто окопались в горкомах там наверху. В прошлом году у нас всех в колхозе не было ни секунды свободного времени - работали от темна и до темна, чтобы вовремя собрать урожай хлеба. Собрали. Но тут зарядили дожди. Я говорю в горкоме: "Нельзя хлеб везти на станцию - там он намокнет и потом сгорит." А мне в ответ: "Не рассуждать! Выполнять! Это ваш долг коммуниста!" Отвезли хлеб, сгноили, но в отчетах все было точно и в намеченные партией сроки, мать их так.

Орел пристально следит за нами. Николай продолжает:

- В этом году горком устроил погибель природы под лозунгом "Накормим зимой скот ветками деревьев". Господи, сколько деревьев вокруг загубили. Но я, Александр, не дался. Собрал своих колхозников и говорю, так, мол, и так. Губить не разрешаю. Подготовьте фальш-стену в самом большом сарае в метре от входа и заложите все до потолка ветвями. Срок - сегодня. Поняли меня колхозники, сделали точно по моему проекту. Назавтра ко мне в Бакуны-два прибыл кортеж черных машин. Все партийное начальство, начиная с Бреста и ниже. Походили вокруг, потыкали руками в зеленую массу ветвей и уехали довольные.

Николай завелся и повысил голос, орел взмахнул крыльями и взлетел. Николай жестом пригласил меня в машину: "Вернемся, снова на него посмотрим, только с другой стороны... "

Каждый мой колхозник кормит по сто человек. А могли бы кормить и больше. Был я за границей. Какие там, Александр, условия для коров! У нас для людей таких нет и не будет никогда... Коров кормит компьютер по программе, которую можно настроить на восемнадцать компонентов или же - по своему желанию - на любое количество. Начал я мечтать сделать точно такие же программы у нас... Да разве дадут?! Я здесь трошки пошустрил, набрал деньжат и заасфальтировал дорогу в колхозе, построил детский сад. Начали ездить комиссии с проверками. Жить не дают. Бьют мою дорогу насквозь ломами и измеряют толщину асфальта - не взял ли я этот асфальт лично себе. Но ты ведь меня знаешь, Александр. Я это сделал для людей. Выбили лунки, измерили - вместо толщины асфальтового покрытия в семь сантиметров везде получается девять сантиметров и больше. Опять начали меня расспрашивать и интересоваться, в чем моя корысть. Им же не понять, Александр, что можно просто так по-человечески делать полезное людям. И за детский сад прицепились, сволочи. Сколько крови с меня выпили, а я этот детский сад душой своей делал - посмотри, как он внутри раскрашен для детей. Возьмешь для своих на память эскиз со снегирями - пусть

тоже порадуются и твои дети...

Мы возвращаемся назад, орла уже нет на прежнем месте. Нет и поросенка. Видимо, орел уволок свою добычу в более укромное местечко.

В кабинете председателя я сижу с книгой в руках в сторонке и наблюдаю. В кабинет проходит пожилая женщина: "Васильич! Дровишек бы мне... "

-       Все будет тебе, как и в прошлом году. Поможем, и бесплатно. Завтра сено завезут к тебе во двор. А затем и дрова привезут, мать. Живи спокойно!

За эти слова я готов был сделать все для своего друга.

Через неделю мы проезжали мимо какой-то хаты. Там за забором стоял огромный стог сена. А во дворе копошилась женщина, которую я видел в кабинете председателя.

Спасибо тебе, Николай Васильевич, за все!

КРАСИВА ЗЕМЛЯ БЕЛОРУССКАЯ СВОИМИ ЛЮДЬМИ

Огромный дуб возвышался над нами и уходил в заоблачные выси. Крона его была светло-зеленой. Кора у основания морщилась складками в сантиметров тридцать глубиной. Этот дуб стоял в центре Беловежской Пущи. Нас было пять человек, и мы не могли охватить этот дуб, раскинув свои руки и держась друг за друга.

Я прижался к дубу сердцем. И почувствовал моментальное успокоение. Перед этим в машине возник небольшой спор, связанный с пребыванием космонавта Климука в Пуще. Женя Лукша - один из лучших егерей Пущи - говорил, что Климук был именно там и проехал по именно той дороге, а Николай Васильевич не соглашался. Поэтому возникло некоторое напряжение.

-       Прижмитесь все на несколько секунд к дубу сердцами - сразу успокоитесь, и все напряжение снимет, как рукой, - проговорил я.

Все дружно прильнули к дубу.

Разом все облегченно вздохнули.

Лица стали спокойными. Мы вновь сели в машину и поехали в музей Пущи. В музее представлен весь животный мир Белоруссии. Здесь и волки, и кабаны, и рыси, и рогачи-олени... А главное - беловежские зубры...

Женя Лукша смотри на чучела рогачей и тяжело вздыхает. Я вопросительно встречаюсь взглядом с ним: "В чем дело, Женя?!"

-       В Пуще совсем не остается рогачей. Хоть сам бегай по Пуще и покрывай самок...

-       Куда же твои рогачи подевались?

-       Приезжает начальство из Минска и выбивает всех подряд. Я нахожусь на "страховке". Знаешь, Александр, что такое "страховка" на охотах с большим начальством?

Я отрицательно помахиваю головой и смотрю Жене Лукше в

рот.

Женя продолжает:

-        Страховать такое высокое начальство значит делать выстрел одновременно с ним, но так, чтобы звуки твоего выстрела и выстрела высокого гостя сливались имеете. И ты должен валить зверя ему в угоду. Вот и все. Бывает жалко до слез, а что делать - стреляешь по рогачу, а сердце кровью обливается. Недавно здесь был один такой - взял за раз восемнадцать рогачей, набил ими вагон-холодильник и повез себе в Минск. А на хрена ему столько - продавать, что ли?..

Потом Николай Васильевич везет меня в Пинск.

Пинские болота когда-то славились своей непроходимостью.

Под Пинском живет Отец Николая.

Отец Николая и поразил меня больше всех в Белоруссии.

Он был, как тот дуб в Беловежской Пуще.

Большого роста, с красивой и высоко посаженной головой, с острым взглядом крестьянина, с огромными жилистыми руками, открытой душой и добрым сердцем. Неожиданно к нему нахлынули гости. Отец Николая окинул нас всех быстрым взглядом и выделил почему-то меня. Если надо было решать какой-то общий вопрос, то Отец Николая говорил со мной. Здесь уж Николай Васильевич, председатель большого колхоза, в расчет не брался - не та фигура он был рядом со своим отцом. Да и я - говорю принародно - чувствовал себя перед Отцом Николая желторотым сосунком.

Николай с гордостью за Отца сказал:

-       Здесь, Александр, мой Отец остался единственным частником и землевладельцем. Всех остальных загнали в колхоз. А он не дался.

Мы заходим в бревенчатую избу, сделанную руками Отца.

Я остаюсь в месте с его женой, которая певучим голосом рассказывает про свою жизнь: "Загонял нас в колхоз уполномоченный, а мой и говорит: "Не хочу, чтобы мои дети померли с голода... Убивай, но в колхоз не пойду." Так и отбился... А во время немцев моего взяли как партизана. Трошки он там партизанил, но не так, чтобы... Пришлось резать борова и тащить на себе в комендатуру. Там посмеялись, борова взяли и сказали, чтобы еще и самогон принесла, тогда, мол, отпустят моего "пар­тизана". Я и самогон потащила - весь, что был дома и у соседей. Слава тебе, господи, отпустили..."

Мать широко крестится на иконы в красном углу.

Крещу свой лоб и я.

-       Спать все будете на сеновале, - раздается голос Отца Николая Васильевича.

Вокруг дома яблоневый сад. Огромное - по моим городским представлениям - поле окученной картошки. Все добротно, все аккуратно, все сделано на совесть и на века - дом, сарай с сеном...

Издали "наступает" Пинск.

Мы едем за какими-то продуктами в Пинск. По сравнению с ширью хозяйства Отца Николая Васильевича, по сравнению с этой чисто человеческой мощью и обаянием Пинск мне кажется маленьким-премаленьким.

-       Александр, сегодня поедем на охоту, - говорит Николай.

-       Николай, какая охота?! Ты же не любишь зверя убивать... Да и я все дальше и дальше отхожу от этого...

-        Людей посмотришь, Александр. Тебе здесь такого покажут, что ты никогда в жизни и не представлял себе...

-       О чем ты говоришь, Николай?! Чем еще можно меня удивить на охоте?! Ведь я в охотничьих угодьях кайзера Вильгельма...

-       А здесь у нас белорусы, - со значением ответил Николай.

Ближе к вечеру собираемся на охоту.

Сборы совсем не охотничьи.

Просто берем выпивку, закуску и садимся в ГАЗ-69.

Приезжаем к небольшому домику у протоки, ведущей в

болота.

Из дома выходит мужчина лет тридцати с небольшим.

Он ухарски за стволы держит на плече двустволку двенадцатого калибра. Подходит к нам и с каждым здоровается за руку. Потом смотрит на Николая и говорит:

-       Ваш гость поедет со мной в катере. А остальные пусть едут с моим братом. Брат стреляет чуть хуже меня, но и он удивит вас всех!

Под "гостем" он имеет в виду меня.

А я думаю: "Господи, да чем бы ты мог меня удивить?! Ты ведь не Женя Лукша - охотничий снайпер в Пуще... "

Но в катер сажусь.

-       Держись крепче! - отрывисто командует хозяин катера.

Он одной рукой держится за руль, а во второй держит ружье.

"Он что - рехнулся, что ли, так держать ружье...", - мелькает у меня в глубине сознания, но меня откидывает спиной на сиденье - катер на двух моторах рвется, как легковая машина, взлетая высоко над водой и почти касаясь то одним бортом, то другим бортом берегов протоки.

Моторы оглушительно ревут.

"Скоро будут утки", - кричит хозяин катера.

Я вцепляюсь в борт и судорожно держусь руками.

Хозяин катера размахивает ружьем, как будто у него не тяжелое ружье двенадцатого калибра, а камышинка.

Я концентрирую внимание на том, чтобы удержаться. В этот момент катер делает скачок в воздухе, и одновременно над моим ухом звучит оглушительный выстрел.

-        Мать твою так, - кричит мне хозяин катера, - не успел ее поймать в катер при падении!

Господи...

Такого я и в самых буйных фантазиях представить себе не мог: одной рукой вести по протокам катер на бешеной скорости, другой рукой, как пушинку, держать ружье двенадцатого калибра, при этом сбить летящую утку, да еще вдобавок ко всему пытаться ее поймать в падении прямо в катер. Ну и белорусы! Ну и артисты! Молодцы!!!

Он возвращает катер и на очень быстрой скорости подхватывает

с воды большую кряковую утку.

Такая охота мне не снилась.

Утка за уткой падают мимо нас в воду.

Хозяин катера мрачнеет на глазах.

Наконец он почти выбрасывает катер в кусты, а падающая утка со свистом летит у меня мимо лица и ударяется о дно катера.

- Теперь знаете, как здесь охотятся в Пинских болотах! - говорит мне хозяин катера.

А я думаю, что когда-нибудь все это опишу живым словом и точно так, как все происходило...

МИСТИКА ПОМОГЛА МНЕ ВЫДАТЬ ЗАМУЖ ШИКАРНУЮ ДЕВИЦУ, КОТОРУЮ ЗВАЛИ БЕНИТА

Бенита - шикарная девица, она работает массажисткой в санатории "Белоруссия" и доводит до белого каления в бархатный сезон многих жен номенклатурных работников. Бенита работает в полураспахнутом белом шелковом халатике, из-под которого едва контурируются мини-бикини и, как пулеметы, торчат груди. После массажа Бениты мужчина иногда не может встать с лежака, на котором он лежит вниз лицом. Сидящие в коридоре у массажного кабинета жены шипят, как улей пчел, как встревоженные кобры и гусыни. А Бенита продолжает свое - ей уже и намекали, и говорили открытым текстом: все зря, в одно ухо влетает, в другое вылетает. Да и какую практически претензию предъявишь, когда одета в общем-то она аккуратно, работает с энтузиазмом, силушка из нее так и прет...

Бенита показала мне на практике, что такое женские чары.

Я зашел в кабинет попросить у нее несколько талонов для своих отдыхающих. Так и сказал: "Бенита, мне нужно еще про- массировать двоих." Бенита блеснула глазами, изящно изогнула свой тазобедренный сустав, сделала позу и... пустила в меня теплую укутывающую и призывающую волну. Я стоял, как кролик перед удавом, а Бенита тянула меня, как магнитом, к себе. Я был в каком-то трансе и начал к ней приближаться, моя рука коснулась ее плеча и начала движение вниз. Но я дернулся, освободился от чар и буквально отпрыгнул назад. Бенита расхохоталась звонко и насмешливо. Я опять начал канючить: "Бенита, только двоих..." "Хорошо, - сказала массажистка, - только учтите, что я тоже вами воспользуюсь. И очень даже скоро." "Всегда пожалуйста, всегда пожалуйста...", - отступал я с поля боя.

Так я познакомился и с Иреной Российской. Они пришли ко мне в кабинет вдвоем, Бенита просто боялась идти ко мне с тем, чем шла...

А суть дела была в том, что Бениту никто не брал замуж, ее лишь любили горячо и безмятежно, пока не отвлекались на более важные дела.

Ирена мне все это подтвердила и со своей стороны попросила помочь Бените. И я согласился, но с условием, что все мои требования будут выполняться в срок и без обсуждения.

Первым условием моим Бените было забеременеть от такого мужика, который ей нравится, а затем тихо и мирно с ним расстаться, но так, чтобы он ни о чем не догадывался. "Ну, это - раз плюнуть", - сказала Бенита.

Вторым моим условием было спокойно существовать и вынашивать ребенка. Бенита уволилась из санатория и периодически приходила ко мне "показаться". И этим меня здорово подставляла под общественное мнение. В санатории так и говорили: "Ишь, живот растет, а к этому все ходит, хоть и уволилась..." Но я не обращал никакого внимания и делал, как говорится, свое дело.

Третьим моим условием было подготовить к приятным известиям, что у нее ожидается ребенок, ее мамочку. Бенита меня успокоила: "А чего ее готовить, она и так завидует своим однолеткам, которые все гуляют с внуками..." Я же попросил Бениту не затягиваться и носить легкие и свободные одежды. Предварительно я ей рассказал, что роды будут вполне нормальными, без существенных разрывов и осложнений. И потребовал явиться ко мне через полгода после родов.

Бенита не выдержала и пришла уже тогда, когда ее сыну исполнилось несколько месяцев, но я ее отправил назад.

-        Нам уже полгода! Вот мы какие! - щебетала Бенита в моем кабинете функциональной диагностики.

-         Теперь остается совсем немного... Через две недели вас встретит.мужчина. Он будет чуть выше среднего роста... У него машина.

-      Ну и что?!

-        Как "ну и что?!" - это и есть обещанный мной вам будущий муж. У него квартира, машина и холодильник, полный всяческих деликатесов...

...Так все и произошло. Ирена Российская может подтвердить...

ЗНАНИЕ КОРАНА ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО ГРЕШНИКУ

Это произошло в кабинете функциональной диагностики санатория "Белоруссия". Я добился, чтобы все прибывающие отдыхающие проходили через кабинет, где уже возникал архив и приличная картотека.

В кабинет зашел очередной вновь поступающий отдыхающий.

Он был среднего роста, весь какой-то незаметный и неприметный. Но все это я сообразил только спустя некоторое время.

-         Скажите, пожалуйста, здесь делаются исследования? Мне надо снять электрокардиограмму.

-       Пожалуйста, проходите в соседний кабинет, там медицинская сестра немедленно вам все сделает.

Короткий вежливый вопрос и такой же короткий вежливый ответ.

Человек прошел в соседний кабинет, дверь за ним закрылась, там раздался приятный голос Александры Семеновны: "Пожалуйста, ложитесь сюда."

А я вздрогнул и окаменел.

Мне было откровение.

Просто-напросто я уже знал, кто этот человек.

Он - разведчик, агент и не знаю, как назвать. И работает далеко на юге. Я вижу людей с чалмами и женщин, носящих паранджу. Но не это сейчас главное. Я вижу и другое - через очень короткое время его жизнь будет висеть на волоске и зависеть от знания корана, и не просто знания, а глубокого знания, каким обладают исламские

фундаменталисты.

Шли семидесятые годы.

Никто в санатории не догадывался о моих информативных возможностях. И если бы догадались, то я нисколько не сомневаюсь, что мне обязательно бы скрутили шею и открутили голову. Люди с примитивным.мышлением и ограниченными знаниями всегда пугаются того, чего не знают сами.

В моем распоряжении было только пять минут.

Только пять минут.

Я должен принять решение - сказать этому человеку про свое откровение или промолчать. Сказать - означало подвергнуть себя очень большому риску и страшной опасности гонений, а промолчать - отдать его буквально под нож.

Секунды летели, как бешеные. В диком темпе. Еще быстрее в моей голове прокручивались самые различные варианты того, как я могу передать эту информацию. Наконец, я нашел приемлемый вариант. Все, готово. И этот человек выходит из комнаты, где ему сестра сняла ЭКГ, и, на мое счастье, аккуратно притворяет за собой дверь. Я его останавливаю взглядом.

Несколько секунд он оценивающе смотрит на меня.

Наконец, я решаюсь и произношу заранее подготовленный монолог:

-         Я прошу выслушать меня... Вы можете посчитать все это шуткой, но тогда, ради Бога, простите меня за бестактность... Человек недвижим, он пристально следит за мной.

-        ...Все дело в том, что я вам должен очень серьезно заявить следующее. Вы обязаны очень хорошо знать Коран. От этого зависит ваша жизнь. Именно знание Корана с иранским вариантом спасет вас от смертельной опасности... Это все. Извините еще раз...

Ответ меня поражает.

-       Большое спасибо. Я это знаю. Вы просто подтвердили именно то, о чем я сейчас все время думаю... Всего вам наилучшего!

Человек вышел за дверь и исчез навсегда, хотя я знал, что он только что поступил в наш санаторий и впереди у него были три недели отдыха.

Мне очень хотелось, чтобы он остался жив...

...ВЫВЕСТИ НА ЧИСТУЮ ВОДУ...

Ко мне на психотерапевтический прием пришла женщина, отдыхающая в санатории. Прежде всего она сделала мне глазки, потом начала бесконечно жаловаться на свою тяжкую женскую одинокую долю.

Она жаловалась на все подряд, но все время упирала на свое женское одиночество. И призывно поглядывала в мою сторону.

Жизнь меня научила слушать и слышать людей.

Она все говорила, я неотрывно наблюдал за ней - глядел на ее лицо, следил за движением ее губ, обращал внимание на ауру вокруг головы, улавливал ее энергетическую защиту. Весьма интересно было наблюдать руки и ноги собеседника. Например, собеседник смотрел на меня честными и открытыми глазами и говорил, "Как на духу, я вам честно говорю всю что ни на есть правду...", а сам сплетал пальцы рук и перекрещивал ноги. Это означало, что такой человек закрывается от меня как только может и не дает никакой открытой информации. О какой же искренности вообще могла идти речь в таком случае?!

Так я наблюдал эту женщину.

Она пыталась воздействовать на меня женскими чарами.

Для этой цели она вальяжно и в довольно вольной позе устроилась на диванчике. Я же сидел прямо, как столб, за своим рабочим столом. Женщина думала, что я ничего не понимаю и допускала двойную ошибку - я ее наблюдал не только обычным зрением, но и включил свое ясновидение.

Вот тут-то она, голубушка, и погорела, как швед под Полтавой.

-        Вы знаете, доктор, меня так угнетает одиночество, никаких мужчин в моей жизни нет..., - жалостливо так оплакивала она свою горькую одинокую женскую Судьбу.

Но я видел совершенно иное.

Стены кабинета были окрашены в ровный зеленовато-серый фон, на котором мистически можно было видеть как настоящее, так и прошлое с будущим. Я "включил" ближайшее прошлое.

-         .. .да ни о каких мужчинах в моей теперешней жизни даже речи не может идти..., - долетал до меня мелодичный голосок совратительницы, которая избрала меня своей жертвой и старалась

во всю ивановскую.

При этих словах рядом с женщиной стал возникать мужской образ. Этот образ сначала плавал вокруг нее, а потом начал резко обозначаться справа от сидящей против меня мадам.

Дамочка продолжала вешать мне лапшу на уши про свое горькое одиночество и про свою нерастраченную женственность.

Мужской образ стал четким, на его голове я уже различал военную фуражку. Мне оставалось только дифференцировать герб, и, как говорится, дело было в шляпе. Наконец, я точно рассмотрел герб - передо мной был образ военного летчика. А дама все болтала без умолку. Я же был настолько увлечен своим делом, что у меня невольно вырвалось:

-       А летчик? Военный летчик...

-         Ах, летчик... Доктор, летчик - это, как говорится, мелочь жизни.

***

-        Саша, помоги, у моей жены острый радикулит, - раздалось в трубке зазвонившего телефона. Рядом со мной находился мой ученик Николай Иванович Павленко. Я выслушал звонившего по телефону и сказал ученику:

-        Включайтесь и помогайте. Сейчас я помещу образ больной женщины на наш диван... Вот он... Видите, она одета в пижаму. .. Теперь положим ее на живот, чуть-чуть спустим пижаму и освободим поясницу... Включайтесь, друг мой, в работу... убирайте вместе со мной болезненные энергии... Так... наполняйте поясницу здоровыми молодящими энергиями...

Для нас образ лежащей на диване женщины был достаточно ясно виден - это срабатывала комбинация обычного зрения и "видение" третьим глазом. Смотрели мы синхронно. Поэтому, когда я увидел у нее на ягодице большое родимое пятно и спросил своего ученика,: "Родинку на ягодичке видите?"- то он ответил, не медля ни секунды: "Для родинки вроде бы большевата..."

-        Представьте себе на мгновение, что про эту родинку мы с вами рассказываем ее мужу. Что он подумает?

-       Подумает чисто по-мужски...

-          Вот именно. Поэтому мистик должен напоминать себе стальной сейф с информацией, к которой нет никогда доступа

третьим лицам.

***

Моя любимая сестра функциональной диагностики Александра Семеновна вот уже несколько дней ходит молча и с заплаканными глазами. Мне даже кажется, что она забывает - как всегда это делает с особенной любовью - положить цветы.

-       Что с вами, Александра Семеновна?

-       Со мной все в порядке, Александр Павлович...

-       Тогда с кем же не в порядке?

-        Муж пьет какой уже день... У них там вечные халтуры, они сразу на руки получают "живые" деньги и тут же собирают "на троих" по рублю.

-        Александра Семеновна! Все, как говорится, в наших руках. Давайте я с ним поработаю своими мистическими методами и вылечу от запоя.

-       А как мне его затащить сюда?

-         Все проще простого. Пригласите на электрокардиограмму. Наложите электроды и позовете меня для работы. Он же не знает технику снятия ЭКГ. Потом вы ему скажете, что ЭКГ не получилась и надо прийти через три дня еще раз. Затем мы ему скажем, что на ЭКГ у него есть изменения миокарда и что надо

для динамики сделать еще несколько записей. Так он у нас будет ходить, как миленький, а я буду с ним работать. Единственно что бы очень хотелось, чтобы вы предварительно внушили ему мысль о необходимости прекратить выпивку и в первый раз привели бы его в трезвом состоянии.

-       Наверное, с завтрашнего дня он прекратит пить... Уже столько дней пьет без остановки...

-          Вот и приводите. Если я буду лечить его от души и с энтузиазмом, то все получится. Не сомневайтесь, Александра Семеновна!

-       А я и не сомневаюсь. Спасибо вам, Александр Павлович!

-         Еще рано говорить спасибо. Вот закончу курс, тогда и скажете.

-       Так я его завтра привожу?

-       Конечно! Я жду.

На следующий день я работаю с мужем Александры Семеновны. Тот, как миленький, лежит на тахте с электродами на руках. Я его прошу закрыть глаза, он их закрывает. Успокоительно жужжит электрокардиограф на холостом ходу. Муж Александры Семеновны очень быстро "вырубается" и засыпает. Это меня устраивает больше всего. Когда я оканчиваю сеанс, то делаю знак Александре Семеновне, чтобы будила своего ненаглядного, а сам выхожу из кабинета.

Таких сеансов я провожу с ее мужем восемь раз, пока не убеждаюсь, что работу закончил. Говорю об этом Александре Семеновне и забываю на какой-то срок.

Проходит время.

Александра Семеновна подходит ко мне и становится рядом со столом, на котором я шифрую ЭКГ-ленты. Стоит и вздыхает.

-       Запил мой снова, Александр Павлович... Теперь уж ничем не поможешь... я знаю...

-        Не может того быть! Я его отлично подлечил. Ведь еще так мало времени прошло...

-       Прошло уже восемь месяцев. Не брал он в рот ничего и даже не собирался. После вашего лечения как рукой сняло, как отрезало... Даже на работе, когда собирали по рублику, он давал, а сам не пил. Только это не понравилось другим в бригаде. Ему они насильно влили целую бутылку...

МИСТИЧЕСКИЕ ДЕЙСТВИЯ МУЖЧИНЫ ЛЕГКО УЛАВЛИВАЮТСЯ И ВОСПРИНИМАЮТСЯ ЖЕНЩИНОЙ

Кабинет функциональной диагностики санатория "Белоруссия" делился на два помещения специальным шкафом-перегородкой, который был сделан по моему заказу-проекту после долгих обсуждений с главным врачом. В этом шкафу находился наш архив, хранились запасы бумаги к приборам, висела одежда и стояли необходимые мне книги по функциональной диагностике.

На полочку с книгами медсестра Александра Семеновна поставила очередной цветок, которые она развела в комнатах. Цветы ее очень любили и заодно и ко мне относились с горячей симпатией - это я чувствовал, когда сестра уходила в отпуск.

Я часто пользовался своими мистическими возможностями и осматривал пациента параллельно тому, как Александра Семеновна снимала у него ЭКГ или делала иные исследования. Такую "параллельность" я принес с собой из "науки", где точно также успешно пользовался мистикой.

Шкаф-перегородка - как и любая иная стена или расстояние - не являлся преградой для мистического контакта и информативного взаимодействия с пациентами. Пока медсестра возилась с наложением электродов, делала записи кривых ЭКГ на ленте прибора, я довольно подробно осматривал пациента мистически. При этом я сидел за своим рабочим столом прямо и неподвижно с закрытыми глазами. Это помогало полностью уйти в себя и самоуглубиться. Если в такой момент кто-то стучал в дверь или заходил, как это было в основном принято среди номенклатуры, без стука, то я открывал глаза и моментально "возвращался" на место. Так что о моей мистической деятельности практически с лета никто догадаться не мог. Могли только подумать, что врач дремлет на рабочем месте, но в то время это не считалось за большой грех - слишком часто все поддавали и потом дремали на работе.

В кабинет вошла молодая женщина.

К нам она была направлена для того, чтобы сделать ЭКГ, так как терапевт диагносцировал у нее комбинированный митрально- аортальный порок сердца. В мою задачу входило подтвердить этот диагноз своим заключением или его отвергнуть.

У женщины была красивая по возрасту фигура, от нее резко и призывно попахивало женским потом. Двигалась она легко и свободно, губы были естественного цвета без признаков цианоза. Никакой одышки не было и в помине. Чисто по-мужски я отметил, что она горяча как породистая арабская лошадка - от нее шла ощущаемая призывная сексуальная волна, некое женское очарование для любого мужика.

Она меня очень заинтересовала своим диагнозом.

Поэтому, не теряя времени даром, я стал мистически осматривать пациентку, которая уже вошла в соседнее помещение. Мне были необходимы дополнительные мистические сведения о состоянии ее здоровья для более полного понимания и шифровки ленты электрокардиограммы.

... сердце слегка расширено в поперечнике...

... митральное отверстие сужено приблизительно на одну треть...

... митральный клапан деформирован и не закрывает отверстие на диастоле... небольшой обратный кровоток...

Я так увлекся осмотром, что дальше пошел по всем органам и системам. Осмотрел слух, зрение, вертебральные артерии, все отделы позвоночника, желудок, тонкий кишечник, толстый кишечник.

Зрение было снижено особенно на левый глаз, а все остальное оставалось в пределах нормы.

Профессионально я осмотрел грудные железы, не найдя в них никакой патологии, но отметив про себя, что груди моментально "подобрались" и соски стали торчком.

Ни этому факту, ни тому, что в соседнем кабинете начались какие-то странные шевеления, я по простоте душевной не придал особого значения.

А зря. Потому что, когда я стал смотреть тазовые органы и отметил, что матка имеет загиб кпереди - "нельзя ходить на высоких каблуках" - раздался возмущенный голос: "Ну, хватит! Довольно! Этого я уже не допущу!"

МИСТИКУ ПО СИЛАМ ТВОРИТЬ НАСТОЯЩИЕ ЧУДЕСА

- Вы уж, Александр Павлович, простите меня, но завтра или послезавтра мне придется уйти на операцию...

Так сказала мне моя любимая сестра функциональной диагностики в санатории "Белоруссия". Если бы в медицине были звания "медицинская сестра - профессор", то Александра Семеновна Кульман получила бы его одной из первых. Она была профессором в своей области знаний, она была исполнительным и трудолюбивым сотрудником, она была настоящей мечтой врача, опорой в работе и никогда ни в чем не подводила... Столько лет прошло, как мы работали душа в душу вместе, но я до сих пор вспоминаю Александру Семеновну как самое светлое и приятное в этом полуправительственном санатории.

Честно говоря, я страшно перепугался.

Не дай Бог вместо нее пришлют кого-то другого...

Господи, да что с ней случилось...

-       Да вы что?! Что случилось, Александра Семеновна? Почему мне ничего не известно до сих пор? Почему вы рассказываете мне о предстоящей операции только накануне ее? Мы же так хорошо относимся друг к другу... Господи, да откуда такая срочность?!

-       Вот, Александр Павлович, посмотрите... - медсестра подошла ко мне, приподняла на уровень груди правую руку, сжала кисть в кулак, кулак слегка привела к предплечью и показала торчащую из кисти косточку, обтянутую побелевшей кожей. Косточка выступала пирамидкой приблизительно в сантиметр высотой или даже более того.

-          Вот это да... Александра Семеновна, ведь это уже не косметический дефект, здесь уже имеются и функциональные нарушения... Скажите, вам уже трудно работать этой рукой?

-          Трудно, доктор... уже больно... мне эту косточку хирург Булдурской больницы обещал удалить амбулаторно... Так боюсь. .. так боюсь... Да и потом после операции придется столько времени проводить на больничном... А здесь разгар летнего сезона.. . Как же вы будете без меня...

-       Александра Семеновна, вы мне верите?

-       Конечно! Очень верю, доктор.

-       Давайте уберем эту косточку без операции. Только у меня одна предварительная просьба... вернее две... Во-первых, все сделать точно так, как я вам скажу, и, во-вторых, ничего,не рассказывать здесь в санатории. Просто здесь персонал еще не готов к таким поворотам отношений и может неправильно все понять и тем более истолковать...

-       Я на все согласна, доктор. Да разве такое возможно? И каким путем мы будем убирать эту косточку?

-       А вот каким. Давайте сюда вашу руку, я все сейчас покажу и объясню. Видите, я начинаю водить над косточкой свой ладонью?

Обязательно, чтобы была правая рука и чтобы на расстоянии сантиметров пять над самой косточкой. Рукой я двигаю равномерно по часовой стрелке. И так надо делать каждый день перед сном около пяти минут минимум. Хотите больше - пожалуйста.

-       Вы что, Александр Павлович, будете лечить мне косточку на ночь? Как же это...

-        Нет, Александра Семеновна. На ночь вас будет лечить ваш муж. Но только при очень жестком условии - пока так работает с вами, он не должен употреблять спиртные напитки. Ни капли. Включая пиво.

-       И сколько потребуется сеансов?

-          Думаю, что за неделю вы управитесь. Так что пока к хирургу не ходите. Недельку можно и подождать. Когда муж начнет работать, то пусть эту косточку представляет большой конусообразной кучей песка, а свою руку ветром, который этот песок постепенно сдувает...

Через неделю моя сестра пришла со словами: "Посмотрите - никакой косточки... Чудеса... Спасибо Вам, Александр Павлович..."

ОН МЕНЯ "КУЗЬМИТ" ЕДКИМ ВОПРОСИКОМ, А Я БЬЮ ЕМУ ПО БАШКЕ ЧУДЕСАМИ

Просто мистик-профессионал мыслит широкими абстрактными категориями, просто он решает все мгновенно, просто он упреждает другого человека во всем. Например, надо найти подходящую по тексту цитату. Я смотрю на полки с книгами и ВИЖУ необходимую для этой цели книгу. Затем беру ее в руки и ОТКРЫВАЮ на той странице, где имеется эта цитата. Потом мне остается прочитать эту цитату. И все. По времени это в тысячи раз быстрее, чем планомерно перебрать всю библиотеку, обнаружить книгу, прочитать эту книгу от корки до корки или до места, где эта самая столь необходимая цитата. Но по затратам психической энергии это в тысячи раз больше. Прямая зависимость: время, умноженное на затраты. Для обычного человека время растягивается платообразно на огромное расстояние, а затраты своей собственной психической энергии минимальны. Для мистика время сжимается в моментальность, а расход психической энергии идет мощным выбросом-импульсом.

Как говорится, так на так.

Расскажу об одном характерном случае.

Я сидел и работал за своим столом в кабинете функциональной диагностики санатория "Белоруссия". Раздался стук в дверь, она открылась, и ко мне стал приближаться мужчина с улыбкой Джоконды на лице. Он еще шел и ничего не подозревал, а я уже ЗНАЛ, что он идет ко мне с каверзным для меня вопросом. И собрался мгновенно для моментального ответа.

-       Доктор, скажите мне без вашей электрокардиограммы - что у меня?

Вопрос еще висел в воздухе, еще звучал в наших ушах, а я уже успел "пронзить" насквозь его взглядом. Сердце его было справа, печень была на своем месте. Так что вопрос стоял об обыкновенной декстракардии, но не о перевороте всех органов, которое называется по латыни "висцерум инверсус".

Одновременно я вежливо указал рукой на стул, мой пациент начал садиться, он еще не присел, а у меня был полностью сформулирован ответ.

-          Садитесь, садитесь, пожалуйста, уважаемый товарищ. У вас сердце справа, а печень на обычном своем месте. Такая декстракардия встречается приблизительно в одном случае на 10000 населения.

Мужчина буквально упал на стул.

Он смотрел на меня во все глаза испуганно и потрясенно. От его вальяжности и некоторой наигранной снисходительности не осталось и следа. Он был просто уничтожен. Слегка заикаясь, он пролепетал:

-      Доктор, доктор, погодите... Вы же никак не могли знать заранее о моем приходе... Да и я сам только что решил это сделать... Никто вам не мог сказать... Вы даже не сделали мне электрокардиограмму... Хотя и после снятия ЭКГ часто мне ничего не могли сказать... Все говорили "умеренные диффузные изменения"... Как же вы это...

Но я видел, что он пришел поиздеваться над простаками- медиками.

Поэтому без всяких объяснений прокричал в соседний кабинет:

-         Александра Семеновна! К вам пациент с декстракардией. Пожалуйста, поменяйте электроды на руках - красный на левую руку...

Пациент отходил от меня, как отходили от Хана его подчиненные пятясь задом и кланяясь...

Ему я не собирался ничего объяснять.

Пусть на практике усвоит, что палка имеет два конца.

Недаром говорится: "Не рой яму другому, сам туда попадешь!"

Вот он и угодил в яму незнания.

И испуганно воспринял все произошедшее чудом.

Я знал, что больше всего пугаются дураки и слабоинформированные.

Бог с ним.

За получение этой информации я заплатил напряжением своего ума, подвижностью своей души, эмоциональностью своего сердца, высотой своего Духа. Да и многим другим в придачу.

Знание-сила!

ЭТОТ ТИП ВСЕ ОПОШЛИЛ

По простоте душевной я считаю, что главные ограничения в мистике связаны с личной безопасностью самого мистика, который не должен себя подставлять под удары. Безразлично какие, но удары.

А я подставился и довольно крупно.

Был день рождения Володи Петрова, которому стукнуло пятьдесят.

Апрельский день был теплым и солнечным.

Все гости столпились в уголке его садика на даче, там, где было теплее всего. Петров стоял у дощатого забора, я стоял напротив и чувствовал всей душой, что должен сказать ему что-нибудь хорошее и приятное.

Обычно среди большого количества людей я не выступаю как мистик.

Тем более, что только начинались 80-е годы.

Я всегда больше помалкивал, а тут не выдержал:

-         Знаешь, Володя, какой был яркий и солнечный день, когда ты родился? Еще поярче сегодняшнего. Тогда Солнце светило во всю ивановскую, на небе не было ни единого облачка... Очень красивый день... Прямо его вижу, как сегодня...

Господи, как я подставился.

Тут же один из его знакомых моментально выступил:

-        Не надо быть большим пророком, чтобы направо и налево во весь голос вещать, что было там пятьдесят лет тому назад или что будет там через пятьсот лет после нас. Все слушают и уши развешивают. Да кто сейчас может это подтвердить? Кто сейчас здесь нам всем скажет, что именно так и было, как вы утверждаете? Чепуха все это! Билиберда! Бред какой-то.

Господи, как мне стало обидно.

Ведь я от всей души.

Ведь я сказал именно то, что было.

А этот тип все опошлил. И так меня ткнул мордой в грязь...

Душа моя сжалась от такого подлого удара.

На глазах появилась излишняя влага.

Я даже не знал, что ответить этому хаму.

Возникла очень неловкая пауза, которая - как мне казалось - длилась бесконечно. Мне становилось все горше и все стыднее.

Но вдруг за моей спиной раздался женский голос:

-         Я могу здесь и сейчас все подтвердить, что было ровно пятьдесят лет тому назад. Я это могу сделать лучше и точнее всех! Я медленно повернулся.

Сзади стояла мать Володи, которая незаметно подошла к нашей кампании и слышала весь этот разговор.

Она посмотрела на меня с уважением, а на того, кто выступил резко против меня сделала каким-то лицом - вроде "противно тебя слушать!"

Как я ей был благодарен. И она продолжила:

-       Я подтверждаю, что ровно пятьдесят лет тому назад день был на загляденье солнечным, ясным и ярким. Я это запомнила потому, что мне запретили выходить на улицу, а мне страшно хотелось. Я лежала в постели, смотрела в окно и рыдала от бессилия, что не могу выйти в такой прекрасный день! Я все подтверждаю!

Вот и все.

Если не считать того, что выступивший резко против меня человек нисколько не изменился в лице. Такому плюй в глаза - скажет, божия роса. Он как ни в чем не бывало, как будто не оскорбил меня грубым и вульгарным недоверием, попытался взять меня под руку и продолжил со мной разговор словами: "Вот я и говорю... "

Я резко высвободил свой локоть и отвернулся от него.

Я еще весь кипел от незаслуженного оскорбления.

Тогда я еще не знал, что существуют приемы, при помощи которых бездельник и дурак может стать на уровень трудяги и умнейшего человека, опорочив того в глазах окружающих.

А сейчас знаю, но все равно стараюсь лишний раз не подставлять себя под возможный удар. Береженого и Бог бережет.

ОБЛИКОМ ПРОФЕССОР, СУТЬЮ ДЕВИЦА, ПО ПРИРОДЕ ВЕДЬМОЧКА

Я пользуюсь такой защитительной методикой: в рост человека я накладываю на него кресты по принципу куба -

Спереди сияющий золотой.

Со стороны сердца яркий рубиново-красный.

Со стороны спины голубовато-звездный.

Справа серебристый искрящийся.

Снизу огненный.

Сверху радужный переливающийся.

Такая защита обеспечивает неприкосновенность человека даже тогда, когда в него направлены стрелы зависти, когда в него летят потоки черных мыслей или грязных слов, когда другой человек желает ему несчастья и т.д. Такая защита может

служить от трех до двенадцати дней - в зависимости от тех информативных нагрузок, которым она будет противостоять.

В кабинет дежурного врача в санатории "Белоруссия" зашла очень элегантная женщина. Стройная в отлично сидящем английском костюме, но очень интеллигентная и знающая себе цену.

- Разрешите к вам, доктор? Мне вас рекомендовали. У меня возникли проблемы, о которых я могу поговорить только с таким

человеком, как вы.

-         Заходите, пожалуйста, располагайтесь поудобнее в кресле. Если нам предстоит серьезный разговор, то лучше чувствовать себя комфортно.

-       Мне пятьдесят восемь лет. Я девушка. Я работаю в институте и заведую кафедрой. У меня звание профессора, докторская степень, мною написаны две монографии, у меня пять уже защитившихся учеников. И это лишь одна сторона моей жизни.

-         Я понимаю, что вы пришли ко мне поговорить о второй стороне...

-         Совершенно верно, доктор. Я в затруднении и не знаю, с чего начать этот разговор... Я долго не решалась зайти к вам... Впрочем...

-       Начинайте, пожалуйста, откуда угодно.

-       Хорошо... Только поймите меня правильно...

-       Я вас именно так понимаю, и моя уважительность к вам как к человеку все время возрастает. Говорите, пожалуйста!

-       Вы знаете, что жизнь порой заставляет человека и радоваться, и печалиться, и злиться... Я давно за собой наблюдаю: чрезвычайно интересный феномен сопровождает мою злость на человека. Стоит мне о ком-нибудь подумать плохо и мысленно пожелать этому человеку что-нибудь плохого, все моментально исполняется. Именно так, как я хотела, когда проявляла свою злость. Это просто ужасно. Сейчас я контролирую каждую негативную мысль и пресекаю ее в самом зародыше...

-          Но есть и нечто другое... То, что имеет моментальное действие...

-       Да... Я живу рядом с институтом... На работу мне приходится идти через парк. Если я задумаюсь, то иногда допускаю досадную неловкость... Если передо мной идет женщина и я посмотрю резко ей на поясницу, то эта женщина падает как подкошенная, у нее все летит из рук. Вначале я не понимала, в чем дело, бросалась поднимать упавшую женщину, собирала сумки и ни о чем не задумывалась. Потом специально глянула несколько раз - эффект потрясающий... женщины падают со страшным грохотом на ровном месте, где нельзя ни за что зацепиться или обо что- нибудь споткнуться... Значит, причиной их падения - как это ни парадоксально - являюсь я. Вот я и пришла к вам поговорить на эту тему и выяснить кое-что для себя. Расскажите мне обо мне - кто я?! Я уже не смотрю на женщин, я уже строго контролирую себя на кафедре, на ученых советах, на собраниях института. Что мне делать дальше и как себя вести в дальнейшем?

-       Мадам, я вынужден назвать вещи своими именами и заранее прошу у вас прощения, если сказанное мной как-то вас заденет. Но наш разговор в санатории никто не узнает. Вы - ведьма. Говоря современным языком, у вас негативная энергетика и мощнейшее начало Зла. Но вы все это успешно сублимируете социально и индивидуально, переводя свою энергию на научную деятельность и иные социальные проявления. Вы должны знать, что любая ваша "черная" мысль моментально ударит адресата. Поэтому жалейте окружающих вас людей. Здесь невозможно отдифференцировать, кому вы потенциально можете нанести больший вред - мужчинам или женщинам, если начнете на них смотреть в упор или плохо думать.

-       Вы так считаете?

-        Я тут ни причем. Мало, что я лично считаю. Здесь все дело в вас. И от вас зависит вся ваша дальнейшая жизнь. Пока вы страхуетесь морально-этическими нормами поведения, все у вас будет хорошо. Если - не дай Бог - вы "сорветесь" и уйдете в сторону зла, то вы сами лично очень можете пострадать. Просто вы сможете потерять все, чего достигли своим трудом и своим умом.

-       Например...

-       Самое простое - вы начнете болеть и быстро уйдете из жизни. Как правило, природа таких людей убирает из жизни. Как правило, таких людей природа оставляет без потомства...

По лицу моей собеседницы пробежала тень.

-       А самое сложное?

-       Вы можете войти в глубокую минус-фазу жизни, где начнете постепенно терять все завоеванные позиции - кафедру, учеников, любимую работу... положение в обществе... У вас начнут разрываться связи с жизнью.

Я сделал из своих рук "замок", потом слегка расслабил пальцы и оставил только соприкасающиеся подушечками концевых фаланг указательный, средний, безымянный и маленький. Затем по одному начал разрывать соприкасающиеся пальцы. Получилось очень наглядно.

-           Благодарю вас, доктор. Для меня этот разговор был чрезвычайно важен и очень полезен.

Женщина встала с кресла.

Я поднялся одновременно с ней, проводил ее до двери и уважительно приоткрыл перед ней дверь.

Она оглянулась с бесстрастным лицом:

-       Еще раз благодарю. Всего хорошего.

-       Всего вам доброго.

***

Этого мужчину мне почему-то было очень жалко.

Он приехал ко мне на консультацию откуда-то со стороны Колки. Я знал, что у него есть жена со взрослой дочерью. О них он мне уже успел рассказать, как успел рассказать и о том, что он увлекается работой с металлом и кое-что выковывает для души, например, старинные фонари.

-         Хорошо, договорились, привозите на консультацию своих женщин. Приезжайте через недельку.

-       Доктор, буду точно в срок.

На этом мы и простились. Потом он привез на консультацию ко мне взрослую дочь своей жены.

Он очень суетился и старался что-то для нее сделать.

Это была женщина неопределенного возраста с костлявым лицом и плоской фигурой. Она жаловалась на усталость в конце дня, на головные боли и на то, что днем ей не хочется ничего делать.

Я взял ее на сеанс и энергетически скомпенсировал.

В заключение я начал накладывать на нее золотой крест.

До этого она лежала в расслабленном состоянии и впитывала все мои энергии, как губка. У меня даже мелькнула мысль: "Ишь как сосет из меня силу. Такой дай волю - всего высосет".

Мой крест не лег на женщину - как это было обычно, а, не

доходя до нее, начал растворяться в каком-то мареве.

Одновременно женщина завертелась на кушетке и на лице ее возникло выражение отвращения и неудовольствия. Это было столь необычно, что я прекратил сеанс и заставил ее открыть глаза. Она открыла глаза, потянулась и сказала вдруг ни с того, ни с сего: "Вообще-то мы с матерью ведьмы..."

ВАСИЛИСА ПРЕКРАСНАЯ, РУССКИЙ БОГАТЫРЬ, ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ И Я - ИВАНУШКА-ДУРАЧОК: ВСЕ СОБРАЛИСЬ ВМЕСТЕ, И МОЖНО БЫЛО НАЧИНАТЬ СКАЗКУ..

1983 год был для меня и поворотным, и решающим, и определяющим... Каких чудес в нем не происходило... Вот и сейчас открылась дверь, и в мой кабинет функциональной диагностики санатория "Белоруссия" зашла самая настоящая сказочная Василиса Прекрасная.

Лицо ее было иконописно и печально. Фигура эротична и вся волнующаяся. Глаза лучистыми. Белы рученьки... .

-       Доктор, я к вам... Но не из-за себя... Он за дверью... стоит и не решается зайти... Знаете, доктор, он такой хороший... Это батюшка нашего прихода... Я его так люблю... Помогите ему, доктор! На вас вся наша общая надежда... Иначе он пропадет... Он такой красавец... Настоящий мужчина... Сейчас это большая редкость... Настоящий русский богатырь... Да вы все сами увидите... Можно ему зайти?

-        Да... да... пожалуйста, - я несколько прибалдел от ее вида и мягкого чисто женского неотвратимого для любого мужчины напора, -да... да...

В кабинет зашел... русский богатырь.

Высокий рост, красное лицо, борода слегка сбившаяся набок, грудь колесом, ручищи, как стволы дубов, глаза детские и голубые.

Он пророкотал ерихонским басом:

-      Мир дому сему!

И застеснялся.

Василиса Прекрасная мягкой волнующей походкой приблизилась к нему, положила ему свои белы рученьки на грудь и печально промолвила:

-         Пьет наш батюшка... и не может остановиться... А я подумал про себя: "Теперь порядок: Василиса Прекрасная, русский богатырь, зеленый змей горыныч и я - Иванушка-дурачок. Все уже собрались вместе, и можно начинать сказку..." А вслух сказал:

-       Оставьте нас вдвоем с батюшкой.

-          Да... да... - попятилась к двери Василиса Прекрасная и исчезла.

-       Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте все как на духу. Все!

-       Да что рассказывать, доктор! Пью. И этим все сказано.

-       Я вас прошу рассказать о себе, о своей жизни, своих вкусах, стереотипах поведения. Все. Говорите, пожалуйста!

-          Служу я. Сами видите - силы во мне неимоверные. Вот прихожанки и лепятся ко мне, благо я не женат. Обедаю в ресторанах. Езжу на "Жигулях". Кажется, горы бы перевернул, а тут эта выпивка... Пошли запои... Эта моя прихожанка любит меня... хорошая и душевная женщина... Искусствовед... Я и сам искусством увлекаюсь. Если еще раз встретимся, то я вам привезу и подарю на память "Византийскую живопись" Лазарева.

Мне всегда что-то обещают и потом обманывают.

Но тут я верю всем словам батюшки.

"Господи! Вразуми меня помочь этому заблудшему!"

А внутри звучит ответом: "Не справиться тебе своими силами - Бог поможет!" Вскинулся я и требую мысленно от себя: "Сообрази, дурачок, сообрази! Тебе же сказано - Бог поможет!" Но пока моя соображалка не работает, и я прошу батюшку приехать ко мне домой без Василисы Прекрасной.

В назначенные мною день и час батюшка появляется у меня дома.

На стол он кладет книгу Лазарева "Византийская живопись".

-       Это вам, доктор, в память о нашей встрече!

-        Спасибо! У вас, батюшка, есть только один выход. В самое ближайшее время вы должны все бросить. И приход. И прихожанок. И "Жигули". И ресторан. Одно спасение у вас - в Боге. Вы должны отправиться на восстановление монастыря около Москвы. .. Там ожерелье монастырей преподобного отца нашего и чудотворца Сергия... Пятьдесят два монастыря рукой преподобного какой лично поставлен, какой по благославлению... Все!

-       Исполню, доктор!

Мы троекратно по-русски целуемся на прощание.

Через год с небольшим в моем доме появляется Василиса Прекрасная: "Я к вам от батюшки. Привет передает. Строит. Подъем у них в пять утра, молитва, скудный завтрак и работа на строительстве - восстанавливает - по вашему благославлению - монастырь... Уже давно не пьет. Спасибо вам!"